Книга Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Кушнир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У этой истории есть любопытное послесловие. Словно предчувствуя беду, прозорливый Олег Евгеньевич попросил одного из приятелей записать этот концерт. Некто по имени Федор, в течение многих лет фиксировавший на пленку выступления Высоцкого и других подпольных бардов, в тот нехороший вечер поехал в «Пионер» с магнитофоном Sony — записывать «какого-то непонятного Майка». С большим трудом моим друзьям удалось разыскать в многомиллионной Москве этого человека. Он нашел на антресолях заветную магнитофонную катушку с песнями Науменко и клятвенно пообещал передать ее для реставрации… но только после своей смерти.
Фото: Александр Бицкий
«Они там, за железным занавесом,
небось рок-н-ролл вовсю гоняют.…»
Со временем вокруг Майка сгустился ореол непризнанного пророка. Записав «Сладкую N», он уволился из театра и стал желанным гостем многих литературных салонов. Джазмены и рок-музыканты, авангардисты и авантюристы заслушивали до дыр «Пригородный блюз», возведя его в статус настоящего подпольного хита.
«Если успех в Москве не испортит чутья Майка, — анонимно писал Гребенщиков в журнале „Рокси“, — если его не затрахают девушки и не споят пожилые эстеты, то я рассчитываю на кое-что в будущем».
Явный намек на Осетинского предназначался исключительно людям, «посвященным в творческий процесс». И это был типичный для того времени момент. После серии столичных концертов бывший радист Театра кукол начал обрастать гроздьями слухов, а следовательно — конструктивной мифологией.
«Из Москвы Майк вернулся в таком возбужденном состоянии, что его трудно было узнать, — признавался потом Слава Зорин. — В одном из выпусков „Рокси“ сохранился забавный анекдот — как Науменко пил в сортире коньяк, чтобы успокоиться. Это был его первый серьезный успех».
О Майке в богемных кругах в ту пору болтали разное. В частности, что песню «Сладкая N» запретили на радиостанции в Америке и одна известная организация взяла у Науменко подписку о невыезде. Также поговаривали, что певец теперь живет где-то под Питером, устроив там домашнюю студию. Предполагали, что Коля Васин привозит туда еду, Иша Петровский — «огненную воду», а Гребенщиков — свежую музыку. Поскольку ни концертов, ни интервью в родном городе у Науменко по-прежнему не было, звучало это вполне правдоподобно.
На самом же деле, Майк скромно трудился сторожем на очередном объекте, зарабатывая крохотные деньги на будущую семейную жизнь.
«Вячеслав, у меня кайфовая работа! — восторженно звонил он из своей сторожки Зорину. — Врубись, я сторожу стадион имени Кирова, а меня сторожит какой-то мент! Это просто полный пиздец!»
Вскоре Майк сменил несколько охраняемых участков, включая загадочный химфармзавод, производивший лекарства, сильно приближенные к наркотическим. По этой причине товарищу Науменко под расписку было вручено табельное оружие. Как говорится, на всякий случай.
Поскольку мир «дворников и сторожей» в те времена был крайне узок, его бригадиром оказался — только не смейтесь! — Андрей «Дюша» Романов, флейтист «Аквариума». На этой вражеской территории два потомственных трудоголика, что называется, нашли друг друга. Пока один прилежно расписывал график дежурств, другой стремился занять пораньше очередь за портвейном.
«Мы с Майком приходили на объект с двумя гитарами, — смеялся впоследствии Дюша. — В первой половине дня мы, не выпивая водки, громко пели на весь завод, чем сильно веселили публику, пребывавшую в полном недоумении: воровать или не воровать? Потому что рядом сидела охрана, которая днем и ночью безостановочно пела рок-н-роллы. Пела до тех пор, пока ее не сменят. В таких условиях не развалить советскую власть было просто невозможно».
К этому моменту в жизни Майка произошли два важных события. Во-первых, осенью 1980 года Галина Флорентьевна официально ушла с работы на заслуженный отдых, и теперь целые дни проводила дома. Свободы перемещений у Миши стало значительно меньше, а вопросов от родственников — значительно больше. Оставаться собой, и писать песни в таких условиях было почти невозможно.
Во-вторых, очаровательная Наташа Кораблёва уволилась из ПО «Алмаз» и устроилась на курсы кочегаров. Взамен она получила стабильное жалование и служебное жилье в видавшей виды коммунальной квартире на улице Боровой.
«Как-то осенью я ездила к Майку на работу — в какую-то сторожку, но не помню даже, в каком районе это было, — рассказывала Наташа во время нашей беседы. — Он переводил мне книгу In Watermelon Sugar Ричарда Бротигана, читал вслух „Москва-Петушки“ и стихи Аллена Гинзберга… Ко мне на Боровую Майк приезжал не каждый день, а я гордо ни о чем не спрашивала».
Дом на Боровой, 18
Фото: Олеся Фирулева
Так случилось, что зимой 1980 года произошло событие, разделившее жизнь Михаила на «до» и «после». Девятого декабря он услышал по радио новость о том, что в Нью-Йорке был застрелен Джон Леннон. В тот же вечер Науменко собрал свои вещи и переехал жить к Наташе.
В коммуналке, расположенной под самой крышей ветхого семиэтажного дома, обитали еще шестеро одиноких молодых людей — работников «Теплоэнерго». Их объединяли длинный продуваемый коридор, кухня с двумя газовыми плитами и Коломенская улица за пыльными окнами. В открытую форточку врывались ароматы помойки и тройного одеколона из расположенной через дорогу парфюмерной фабрики. Зато в подъезде исправно работал узенький лифт, где однажды умудрилась застрять целая компания друзей Наташи и Майка.
Здание это и по сей день стоит неподалеку от Московского вокзала, между Лиговским проспектом и улицей Марата. Горячей воды, как и телефона, в нем тогда не было, поэтому мыться жильцам приходилось в районной общественной бане.
«На кухне стояли три большие кастрюли, в которых постоянно грелась вода, — поясняла Наташа. — Это давало возможность умыться, постирать, что-то приготовить. Главное для всех нас было — не забыть вовремя подливать воду».
Мебели в небольшой комнате практически не было, но Майка это не смущало — у него наконец-то появился собственный очаг. Вскоре он выменял по случаю старенький диван, а чуть позже Родион подарил ему черно-белый телевизор — вещь, совершенно необходимую для семейного счастья. Еще был магнитофон с разрисованными катушками, а также полуголые стены с пожелтевшими обоями, на которых гости самовыражались с помощью фломастеров. По воспоминаниям знакомых, три первых места хит-парада занимали лозунги «Лучше быть в замешательстве, чем на работе», «С утра начнешь — весь день свободен» и «Не верь бабе — обманет!». Но в итоге всех переплюнул умница Родион, под самым потолком написавший на санскрите слово «хуй». Просто, доходчиво и понятно.
