Книга Сибирские сказания - Вячеслав Софронов

На месте явления Чудотворной иконы Абалакской Божией Матери и был основан под Тобольском Абалакский Знаменский мужской монастырь, и со временем он стал центром притяжения огромного числа верующих, паломников, стекающихся в него со всей Сибири.

Во времена революционного лихолетья исчезла чудотворная икона Абалакской Божией Матери, и до настоящего времени неизвестно, жива ли она. Да и сам монастырь был разрушен, обезображен – там размещалась колхозная МТС. За последние годы при ныне здравствующем владыке Димитрии началось его восстановление, вновь поселились в кельях монашествующие.

И может быть, может быть, еще на нашей памяти произойдет второе явление Чудотворной иконы. По вере да воздастся! Но для этого всем нам надо верить в ЧУДО.

Видения

Шел 1636 год. Московское государство еще не до конца оправилось после времени, именуемого Смутным. Уже три года, как умер отец царя Михаила Федоровича, патриарх Филарет. Два года, как подписан «вечный мир» с Польшей, но еще многие русские города заняты иноземцами…

Стольному городу Сибири, Тобольску, на другой год исполнится ровно 50 лет. Всего 15 лет, как открыта Сибирская епархия.

…Далека Сибирь от Москвы. Вольная страна и вольный народ, что ее населяет. Со своими нравами и обычаями, куда хотят, туда и воротят. Лихой народ гуляет по дорогам с пищалью-ружьишком да кистенем за поясом. И грабят безжалостно охотников, купцов, татар, и вогульцев прихватывают. Добычу в кабаки тащат. Вино хоть и дорого, зато в избытке. Крадут, отбирают и баб-девок у инородцев, живут с ними не венчаны, а надоест, в том же кабаке за четверть и выменяют-сбудут.

На всю сибирскую ширь бескрайнюю всего-то стояло несколько церквей да часовенок. И те гуляющий народ стороной обходит, на службу не заходит. Духовенство местное от воевод городских всяческие притеснения терпело, мыкалось. Как первый владыка, Киприан, в Сибирь приехал, то в крайнее изумление пришел. Монахи с монашками в монастырях сообща, скопом живут, постов не блюдут, службы ведутся как попадя, не по чину. От расстройства такого написал владыка патриарху Филарету в Москву: мол, более греховодного народа, в блуд впавшего, о святом крещении забывшего, во всем свете ищи, не сыщешь.

Патриарх же строгую грамоту прислал, велел по всей Сибири на торгах и площадях читать, что коль и дале так сибиряки жить станут, о вере святой забыв, то отлучит всех от православной церкви и анафеме предаст. Поутихли мужики малость, стали воеводы гулящий народ по дорогам, урманам ловить, к работе-делу государеву пристраивать, на землю садить, наделы делить.

Только не любо вольному народу под царев указ подпасть, подать платить, мирно жить. Сойдутся-соберутся с десяток таких ватажников в кабаке вечерком и айда власть чернить-костерить, срамным словом крыть.

– Последние деньки доживаем, мужики, пока Москва о нас не проведала, нашими припасами не пообедала, – ухмыляется один.

– Русь лапотная повалила да нашу волю задавила, – вторит другой.

– Еще десять годков назад у нас в Сибири как было? Любая баба соболей с крылечка коромыслом била!

– Ага! А теперь? Все добытые соболя на воеводском дворе переписаны, пересчитаны, немцам-иноземцам обещаны на воротники нашей воле вопреки, – остальные откликаются.

Однако сколько ни шуми, ни кричи, а от государева ока не спрячешься на печи. Пришел конец лихой вольнице. Самые своенравные дальше на восток подались, куда царева рука пока не дотянулась, к земле не придавила, в работу не определила. Остаются на обжитых местах люди к труду привычные, к занятиям разным обвычные: пахари, кузнецы, плотники да иные справные работники.

А на архиерейском дворе, на высокой горе, затевается строительство славное, небывалое, никем досель невиданное. Везут туда и известь, и глину, бревна с реки толстенные, в два обхвата, волокут-тянут, готовятся новый храм рубить о двенадцати главах – взамен сгоревшего во имя Софии Премудрости Божией. И в короткий срок возвели-сработали храм чудный-затейливый, за десять верст из-за реки с любого конца видный. Потянулся народ на службу в святую церковь, начал в грехах своих каяться, ко причастию смиренно подходить. А как вера христианская на сибирскую землю пришла, то и народишко лихой поутих, остепенился, в церквах быстренько окрестился. Стали и в деревнях-выселках свои храмы рубить-строить, батюшек для службы у владыки просить. Так оно и бывает: куда вера придет, там и народ мирно живет.

И вот на самый 1636 год и вышел случай необыкновенный, на все времена памятный.

…Стоял на 25-й версте от города Тобольска погост небольшой. Абалакским прозывавшийся. Над Иртышом-рекой поставленный, близехонько от юрт татарских. Мужики свою пашню орут-пашут, в лесу зверя добывают, по реке с неводом ходят, на зиму для скотины сено косят, бабы холсты ткут, пряжу прядут, тем и живут. От работы да от заботы в лес не убежишь, в подполье не спрячешься, она тебя и там найдет, в оборот возьмет. Тихо народ на погосте живет, свой век ведет, хоть и без прибыли, но и себе не в убыток. Нищий-убогий заглянет – без пирога не уйдет, кружку киселя всегда нальют, да и на ночлег примут-возьмут.

И жила меж прочими на том Абалакском погосте вдова одинокая, мужа давно как схоронившая-потерявшая, горя досыта хлебнувшая, не один год без помощника-заступника прожившая. Звали ту вдовицу Марией, а другое прозвание нам неведомо. Господь, верно, знает, да нам не открывает. Была она, Мария та, нрава тихого-мирного, на соседей обид, дум темных не держала, судьбу свою не кляла, не проклинала. Лишь Бога славила за то, что жива и верой крепка. По воскресным дням в храм ходила, а на престольные праздники в Тобольск спешила, когда пешком, а случится, так и на телеге попутной добиралась. Службу там отстоит, свечку восковую дешевенькую купит, у иконы Богородицы затеплит, молитву прошепчет, о доле своей вдовьей поведает, украдкой слезу утрет, да и обратно пойдет. Так и жила: одна забота, что утром сызнова ее работа.

Видение первое

Глядишь, так бы и дальше та Мария жила, да только Господу угодно было иное. Первый раз видение случилось 10 июля, в тот самый 1636 год, когда лето на перелом идет, к ночи ото дня часок убавило, к себе приставило, спит-почивает Мария в избушке-домике, после работы многотрудной намаявшись. Вдруг видит во сне три иконы перед ней в воздухе висящие. Испугалась было, села на кровати, глаза открыла, а иконы как висели перед ней, так и никуда не девались, сияют золотом, ликами пречистыми, на всю горницу лучистыми. В серединке икона Знамения Божией Матери, справа – Святителя и Чудотворца Николая-Угодника, а слева – Преподобной Марии Египетской.

И слышит она тут голос самой Богородицы, к ней, вдове бедной, сошедшей:

«Мария! Объяви об этом видении народу и скажи, чтобы на Абалакском погосте построили по правую сторону ветхой Преображенской церкви новую деревянную во имя Знамения Пресвятой Богородицы, что в древнем Новгороде, с приделами по одну сторону Святителя Николая, а по другую – Преподобной Марии Египетской».

И исчезло все… Словно и не было… Сидит в изумлении вдовица, ни жива ни мертва, руки к груди прижавши, в удивлении, в полном изумлении и, как быть, не знает. К батюшке бежать? Поверит ли? Кто она такая есть, чтоб перед ней сама Владычица Небесная на землю опустилась, во сне явилась? За что такая честь? Чем от прочих поселян отлична, в чем праведна? А коль соседки узнают, то и совсем прохода не дадут, всячески высмеют, со света сживут, хоть глаза завяжи да в лес беги.