Книга Ревенант - Павел Корнев

– Здесь сто дукатов, магистр, – сообщил он. – Обождите только, я составлю расписку. Не волнуйтесь, это простая формальность…

Формальность? Расписка в получении ста дукатов была чем угодно, только не простой формальностью! Слишком велика сумма, слишком сомнительны отношения сторон. Сейчас меня ничто не связывало с епископом Вимом, а вот факт получения столь внушительной суммы, если вдруг станет достоянием общественности, неминуемо приведет к вызову на дисциплинарный совет без каких-либо шансов на оправдательный приговор.

Припомнился стишок Микаэля о сочной косточке, и я покачал головой.

– В компенсации нет никакой нужды, ваше преподобие. Для меня было честью оказать услугу его преосвященству. – И после паузы добавил, тщательно подбирая слова: – Смысл был именно в оказании услуги, поймите меня правильно…

Викарий ответил пристальным взглядом, затем постучал пальцами по столешнице и вдруг спросил:

– Магистр, расписка о передаче формулы эфирных червей еще у вас?

– Уже нет, – ответил я, не задумываясь, на чистом инстинкте.

– Но мэтр Келер сказал…

– Она была у меня, все так, – признал я. – Но вчера ее забрал доверенный человек мастера Волнера, официала братства святого Луки.

Моего собеседника такой ответ нисколько не устроил. Более того – он привел его в откровенное замешательство. Оно и немудрено! Эта расписка могла решить исход судебной тяжбы между епархией и братством, а куш на кону стоял там преизрядный.

– Почему же мастер Волнер сам не присутствовал при передаче формулы? – прищурился викарий.

– Не уверен, что он вообще находится в пределах империи, – развел я руками. – Ситуация на севере вышла из-под контроля, нам пришлось разделиться. Его человек отыскал меня вчера вечером.

Проверить это заявление не представлялось возможным, и все же викарий продолжил сверлить меня изучающим взглядом.

– Это так важно? – с невинным видом поинтересовался я.

Собеседник покачал головой и зашел с другой стороны.

– Почему же представитель братства не присутствовал на встрече сам?

– Затрудняюсь ответить. Возможно, просто не хотел афишировать свою личность.

Помощник епископа кивнул и многозначительно заметил:

– Боюсь, канцлер серьезно превысил свои полномочия, заверяя акт. Как ни прискорбно это признавать, он поставил епархию в чрезвычайно уязвимое положение. Вы просили его преосвященство о покровительстве… Уверен, оно будет оказано, если сумеете вернуть ту злосчастную расписку…

У меня будто кишки узлом стянуло, но я безучастно покачал головой:

– Увы, это не в моих силах.

Ангелы небесные! Вот ведь свезло угодить между молотом и наковальней!

Ситуация вынуждала меня принять сторону епископа Вима, да только ценой благосклонности его преосвященства станет злосчастная расписка, а я расставаться с ней не собирался, и причин тому было превеликое множество. Как совершенно верно отметил маэстро Салазар, оказанная услуга не стоит и гроша, а об отдавленной мозоли помнят долго.

Викарий несколько раз кивнул и негромко произнес:

– Прискорбно. Чрезвычайно прискорбно. – Он принялся что-то писать, а затем передвинул листок мне. – Берите деньги, магистр. Вы заслужили.

Я покачал головой.

– Видят небеса, не могу.

Помощник епископа правильно расценил это заявление и веско произнес:

– Его преосвященство сочтет отказ личным оскорблением. Он рассчитывает на вас, магистр.

А уж как я рассчитывал на епископа! Но возьму деньги – окажусь на крючке, и тогда вновь зайдет разговор о расписке, столь опрометчиво выданной мне канцлером университета Святого Иоганна…

– Поймите и вы меня, – не пошел я на попятную, – руководство Вселенской комиссии не одобряет подобного рода подношений.

Викарий смерил меня тяжелым взглядом и покачал головой.

– Воля ваша, магистр. Воля ваша…

Я попрощался с ним коротким кивком, сбежал на первый этаж и спешно вышел во двор. В душе бушевал ураган эмоций, в которых было намешано все: от праведного гнева до обиды и разочарования. А еще – злости на себя самого.

– Как все прошло? – полюбопытствовал маэстро Салазар.

– Потом! – отмахнулся я, забрал саквояж и, беспечно отсалютовав капралу ландскнехтов, вышел за ворота. Сумка вновь дернулась, но я зашагал прочь от епископской резиденции и лишь на соседнем перекрестке заглянул внутрь и поворошил лоскуток, в который был завернут алхимический шар. Ткань заиндевела и встала колом, да и само вместилище потусторонней сущности сделалось куда холоднее, нежели ему полагалось быть, а еще ко всему прочему оказалось влажным и скользким.

Святые небеса! Только этого еще не хватало!

Как видно, алхимическое стекло не сумело отсечь эфирное плетение выставленной монахами защиты, и заточенная внутри сущность урвала малую толику силы. И это было нехорошо. Совсем-совсем нехорошо!

Пусть в силу разных жизненных обстоятельств основы экзорцизма не являлись для меня тайной за семью печатями, но это были именно что азы. Я не мог просто взять и на коленке накидать схему для изгнания тени князя запределья; на подготовку ритуала требовалось время, которого у меня сейчас попросту не имелось.

Ангелы небесные! Выкинуть бы эту дрянь в первую попавшуюся реку, да только таким образом проблему не решу, скорее уж новых бед на свою голову накличу.

3

В Кларне я ориентировался отнюдь не лучшим образом, а маэстро Салазару здесь и вовсе прежде бывать не доводилось, так что первым делом мы вышли на площадь перед кафедральным собором. Там оказалось неожиданно людно – зевак привлекло кукольное представление. Толпа то и дело взрывалась хохотом, и немудрено: ловкий горожанин почем зря дубасил палкой заносчивых аристократов и попутно укладывал в постель их жен и дочерей. Нахальный юнец щеголял в белом плаще и зеленой шапке, и столь явное соответствие цветам епископа могло быть чем угодно, только не простым совпадением.

На меня вновь накатила злость, но я переборол ее и в красках поведал Микаэлю об итогах своего визита к епископу, а под конец попросил избавить от сентенций вроде «я же тебе говорил».

– Говорил-говорил, – хмыкнул бретер и с хмурым видом покрутил ус. – Ехать в Ренмель без поддержки…

– Мы не едем в Ренмель! – отрезал я и завертел головой на перекрестке, пытаясь выбрать верный путь.

– И куда же мы едем? – насторожился маэстро Салазар.

– Тебе не понравится.

– И все же?

– В Риер, – нехотя произнес я и нисколько в своих ожиданиях не обманулся.

– Дохлую ослицу тебе в жены! – выкрикнул Микаэль, экспрессивно всплеснув руками. Смысл фразы я скорее угадал, нежели понял наверняка, поскольку бретер в запале перешел на родной язык, а мои познания лаварского оставляли желать лучшего, и затейливые идиоматические высказывания южанина разобрать удавалось далеко не всегда.