Книга Милашка для грубияна - Илона Шикова

В дом заходим вместе. Катя проходит мимо столовой, из которой навстречу нам выбегает домработница. Здоровается с женщиной и направляется к лестнице.

— А как же, — Светлана Петровна сначала смотрит вслед девчонке, после чего переводит взгляд на меня.

— Устала, — пожимаю плечами.

— Совсем загонял бедную девочку, — ворчит, оставляя меня одного посреди холла, и направляется в столовую. — Значит, и ты сегодня без ужина, — кричит, а я тяжело вздыхаю.

Дожил, в собственном доме никакого покоя и уважения. Сговорились они, что ли? Ладно, обойдемся без еды, все равно не хочется. Тренажеры, душ и сон — все, как обычно, никакого разнообразия в жизни, чтобы завтра опять проснуться в плохом настроении.

Глава 9

Катя

Сегодня и я просыпаюсь в плохом настроении. А что, не одному Вишневскому рычать по утрам. Мне, может, тоже хочется показать себя злобной и ворчащей стервой. Пусть не расслабляется.

До сих пор не могу понять, как у него так резко меняется настроение. Он совсем не умеет держать себя в руках, хотя иногда выглядит абсолютно нормальным и ведет себя вполне адекватно. Я бы даже сказала, очаровательный парнишка. Заметила, что по утрам его лучше не трогать, а вот к вечеру он становится более спокойным и рассудительным, хотя тоже иногда любит поворчать и вспылить.

Загадочный этот Вишневский, но при этом — молодец. Даже у таких циничных особ, как я, вызывает уважение. Но только по вечерам. Потому что по утрам хочется его прибить чем-нибудь тяжелым, и желательно так, чтобы он не смог разговаривать хотя бы неделю. А то и больше.

Вчера проснулась в полнейшем недоумении. Увидев розу прямо возле лица, немного была шокирована, правда, в хорошем смысле этого слова. Как ненормальная, лежала и нюхала ее пять минут, улыбаясь на все тридцать два зуба.

А этот индюк хоть бы слово какое сказал, когда я спустилась вниз. Так нет же, даже взглядом заинтересованным не одарил, показывая свое высокомерие. Значит, в комнату к спящей девушке зайти без приглашения можно, а подарить ей хотя бы улыбку с утра — это выше наших принципов?

Иду в душ, по дороге решая, что Вишневский сегодня обойдется без меня. Слушать его крики на подчиненных и испытывать на себе плохое настроение больше не хочу. Вчерашнего вечера хватило. Это надо же, предложить мне деньги! Он совсем с катушек съехал? Вот правильно говорится, инициатива наказуема. Не влезла бы я со своим предложением о помощи, не было бы предложения об оплате труда.

Надеваю легкие спортивные штанишки в обтяжку и маечку без рукавов, потому что с утра уже палит солнце, и спускаюсь вниз.

Со Светланой Петровной мы теперь подружки. Поначалу она воспринимала меня в штыки, но, ухаживая за мной, когда я лежала с подвернутой ногой, немного оттаяла. Мы довольно мило с ней пообщались. Конечно же, я извинилась (в последнее время я только и делаю, что извиняюсь!), что писала гадости про Артема, и женщина оттаяла. Кратко поведала мне историю жизни Вишневского, выпила со мной вместе три литра чая и посочувствовала, когда я поведала о своей нелегкой судьбинушке. С тех пор стала улыбаться и строить Артема, если тот пытался меня чем-то обидеть.

— Доброе утро, — захожу в столовую. Все находятся на своих местах, к чему можно уже было привыкнуть.

— Здравствуй, дорогая, — первой откликается женщина, а Виктор Иванович просто кивает в знак приветствия.

— Мне сок, если можно, — прошу домработницу. — Что-то сегодня кофе не хочется.

— Да, конечно, — женщина направляется к холодильнику, а я перевожу взгляд на Вишневского, который наконец-то удостоил меня своим вниманием, подняв глаза.

— Это что за фигня? — говорит строго Артем. — Ты в таком виде собралась в офис ехать?

— Нет, — спокойно отвечаю. Даже не собираюсь улыбки расточать, все равно не оценит.

— Тогда у тебя пять минут, чтобы переодеться. Иначе уеду без тебя.

— Езжай, — снова равнодушный тон, делая глоток холодного сока, который поставила передо мной Светлана Петровна.

— Это что сейчас было? — Вишневский явно злится, не понимая моего поведения.

— Это значит, что в офис ты поедешь один, красавчик, — подмигиваю ему, а он сжимает руку в кулак.

— У нас договор, — говорит сквозь зубы, глядя на меня пристально.

— Так я никуда не собираюсь отсюда уезжать, — развожу руками, вставая со стула. Даже сок пить рядом с Вишневским не хочется. И аппетита нет от слова совсем. — Но у меня тоже есть своя работа.

— По-моему, — он вскакивает со стула, — ты должна находиться рядом со мной двадцать четыре часа в сутки!

— Оставайся дома, в чем проблема? — пытаюсь придать своему голосу веселья, но у меня это очень плохо получается.

Вишневский злится, наступая на меня, а я постепенно передвигаюсь в холл. Наши глаза смотрят друг на друга, и никто не хочет прервать первым этот немой поединок.

— У меня сегодня совещание и встреча с партнерами, — говорит сквозь зубы. На шее надулись вены, и вообще он сам весь напряжен, как натянутая струна.

— Неужели без меня не справишься? Вроде до этого все было отлично.

— Если ты нарушишь условие, интервью отменяется.

А вот это он зря сказал. Ой, зря.

Мое терпение лопается, планку срывает, и останавливаться я больше не собираюсь.

— Знаешь что, Вишневский, катись ты, знаешь, куда со своим интервью? — злость переполняет, дыхание участилось, и очень надеюсь, что взгляд мой ярко говорит о моем душевном состоянии на данный момент. — Меня достало твое плохое настроение по утрам, и ты меня сам уже достал! — выпаливаю ему в лицо и поворачиваюсь спиной. — Чао, красавчик, — делаю ручкой.

— Не понял, — слышу вслед и начинаю бежать к лестнице. Перепрыгиваю через ступеньку, спиной ощущая жаркое дыхание сзади. Не успеваю дотронуться до ручки двери, как попадаю в плен мужских рук.

Артем прижимает меня к стене своим, слава Богу, хоть не обнаженным торсом. Сердце колотится в груди, дыхание сбилось, правда, пока не пойму, от чего — то ли от бега, то ли от его близости.

Он поднимает мои руки вверх, крепко держа их над головой и прижимая к стенке.

— Отпусти, — наши глаза сверкают молниями, и очень скоро разразится настоящая гроза.

— Не могу, — произносит он тихо, с хрипотцой в голосе, наклоняясь ближе к моему лицу.

— Что не можешь? — голос предательски дрожит.

— Отпустить не могу, — дышит часто и очень тяжело.

— А я думала, другое не можешь, — пытаюсь усмехнуться, но его близость мешает сосредоточиться.

— Язва, — шипит.

— Грубиян.

— Стерва.

— Нахал.

— Радует, что не урод, — улыбается краем губ, с которых я почему-то не свожу взгляда.