Книга Черный легион - Сергей Будеев

Отец на этот раз сам прилетел в школу, чтобы забрать свою принцессу после занятий. Проследовав мимо парковочного поля, усыпанного дисколетами с гордо красующимися на них вензелями, гербами, лозунгами и даже торговыми логотипами самых известных в САК семейств и корпораций, он широкими шагами шел навстречу улыбающейся Тэе.

– Жаль, что день так быстро заканчивается. Иногда мне кажется, что я могла бы заниматься этим вечно. Сегодня мы с ИССАИ практиковались в ослаблении мезонных связей. Видел бы ты, какая несусветная каша получается. Впрочем, эксперименты на социальных взаимоотношениях дают пока не менее плачевный результат, но я думаю, что смогу преодолеть этот этап, есть кое-какие идеи. А тебе интересно? Честно?

Она заговорщически подмигнула Иву.

– Поужинаем в Эсто-Негро?

Его дисколет, в отличие от остальных, не имел не то что гербов и логотипов – вообще никаких опознавательных знаков. Черная туша плавно взмыла с парковки и, набрав высоту, заняла эшелон юго-западного вектора. Эсто-Негро – небольшая туристическая деревушка, поддерживающая статус этнического индокитайского полиса, располагалась на песчаном побережье одной из бухт Нефритового архипелага и утопала в цветах и запахах вечнозеленых джунглей. Небольшой ресторан, увешанный красными бумажными фонарями, понравился Тэе еще в тот раз, когда отец полгода назад знакомил ее с географией Нью-Вашингтона и они пролетом заскочили сюда немного подкрепиться. Шлепая босыми пятками по влажному зеркалу белого ракушечного песка, идеально вылизанному теплым прибоем, девочка промчалась вдоль берега. Сделав круг, вернулась к деревянному столику, на котором уже появились приборы и посуда, а официант – живой! Эта профессия оставалась востребованной только в самых дорогих ресторанах планеты – поставил в центр стола пузатый металлический чайник с ароматным зеленым чаем.

– Мне креветки и соус гарлик… – Тэя отряхнула песок, прилипший к лодыжкам, и радостно шлепнулась на плетенное из тростника кресло.

Из-под склонившейся до самого песка, немного пожелтевшей пальмовой ветви вынырнул полный, покрытый темно-коричневым загаром мужичок, весь обвешанный самодельными игрушками на длинных веревочках, и решительно двинулся в направлении их столика.

– Куклы ручной работы, мистер! Очень интересные! Театр марионеток, мистер! Понравится вашему ребенку. Купите, не пожалеете! Цена только для вас.

Куклы были удивительно страшные, с зубастыми ртами, растрепанными кокосовыми волосами и болтающимися на деревянных шарнирах ногами и руками. Они были похожи на пассажиров падающего на землю авиалайнера, не хватало только истошного крика и мольбы о спасении. Тэя с жалостью погладила по голове самую большую игрушку. От этого нечаянного движения веревочка, закрепленная на локтевом суставе куклы, развязалась, и та, перевернувшись вверх ногами, щелкнула деревянными зубами уродливого рта.

Продолжая неистово коверкать англик, коробейник запричитал с новой силой:

– Купите эту, мистер, вам дисконт, большой дисконт, девочка довольна!

Тэя отодвинулась от торговца и, вжавшись в кресло, повернулась к отцу.

– Может, купим у него всех и похороним? Жалко смотреть, как они мучаются.

Из-под тростникового навеса кухни вынырнул официант с подносом в руках и на неизвестном принцессе диалекте начал что-то очень экспрессивно объяснять кукольнику. Тот, тихо огрызаясь, отступил от столика на пару шагов, потом развернулся и пошел прочь.

– Нет бизинеся. Плохие времена. Совсем плохие… – с этими словами торговец скрылся там же, откуда недавно появился.

Вместо него из-под ветви, преодолевая насыпь из потревоженного человеческими ступнями песка, выкатился маленький пальмовый краб и засеменил к глубокой норке. Тэя бросила вслед коробейнику сочувственный взгляд.

– Мне кажется, это несчастный человек. Наверное, дети выгнали его из дома вместе с мертвыми куклами. Марионетки! На веревочках… Пап, уже столько тысяч лет прошло, а люди совсем не меняются. Они рассуждают о свободе, чести и справедливости, продолжая оставаться марионетками собственных заблуждений, злости, алчности и глупости. Неужели с этим ничего нельзя поделать? Раньше я думала, что, когда вырасту, обязательно все изменю, но сейчас уже не так уверена в этом.

Тэя подвинула к себе огромную тарелку с креветками и, ухватив самую крупную, макнула ее очищенный хвост в острый соус.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. Причем не только период, который был нам отпущен историей, но и глубину самой проблемы. Наверное, прежде чем что-то менять, нужно очень хорошо представлять не только цель, но и методы и цену этих изменений.

Вторая и третья креветки исчезли с тарелки принцессы заметно быстрее первой.

– Представлять? Это как будто сон наяву. Вот когда читаешь интересную книгу или даже просто говоришь с кем-нибудь через коммуникатор без голограммы, ты «видишь» собственные фантазии или представляешь лицо собеседника. Проходит немного времени, и мимолетные образы забываются, выветриваются из памяти, прямо как отпечатки ступней на этом мягком песке. Их вылизывает набегающая волна прибоя. А потом, много позже, ты просто смотришь в окно глайдера и не можешь понять, почему пейзаж так тебе знаком. Люди называют это чувство дежавю, ведь так?

Тэя отодвинулась от тарелки и закрыла лицо ладошками.

– Так было, когда я только училась вставать на ноги. Стоило только хорошенько зажмуриться…

Ив понял, о чем она говорит.

– Ты это помнишь.

– Кое-что помню.

Тэя убрала руки от лица и вновь подтянула к себе тарелку.

– А сейчас?

– А сейчас я сама выхватываю из тумана отчетливые картинки и точно знаю, когда вновь их увижу. Только картинки, больше ничего. Я пока не понимаю, почему именно этот эпизод точно произойдет, почему он предопределен и какие уже свершившиеся факты его предопределили. Мне кажется, тот, кто научил меня видеть, сделал это задолго до того, как я смогла запоминать хоть что-то. Наверное, хотел, чтобы я научилась не просто видеть, а понимать причины. Понимать, почему так происходит. Понимать, за какую веревочку нужно потянуть, чтобы размотать всю цепь событий, приведших к неотвратимости того или иного исхода. Ведь любой исход – лишь начало следующего клубка, а значит, время по большому счету не имеет значения, этот механизм будет работать вечно. – Она улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям. – Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Тебя и маму. И бабку Сандру конечно. И мою будущую сестренку… И еще, еще…

Креветки одна за другой замелькали в ее ловких пальчиках, обнажив белое дно фарфоровой тарелки. Ив от неожиданности чуть не перевернул блюдо, но принцесса, не обращая внимания на неловкость отца, продолжала засыпать его вопросами.

– И когда мама прилетает? И почему на Гранд-Петербург? Что, и мы туда полетим?

Отец с изумлением уставился на принцессу. Потом вытер рот белоснежной салфеткой и широко улыбнулся.