Книга Запретная дверь - Олег Синицын

Альбина обессиленно ткнулась лопатками в стену:

— Как такое возможно?

— Не знаю. — Взявшись за лоб, он прошелся по лестничной площадке взад-вперед. — Не знаю. Во второй половине прошлого века проводились эксперименты с медиумами, которые, по их заявлениям, путешествовали вне тела. Им давали определенные задачи, которые требовалось выполнить во время транса. Знаешь, порой получались самые удивительные результаты. Так, физики из группы энергетических исследований попросили медиума Алекса Тану спроецировать себя из его собственного дома, расположенного в одном городе, в лабораторию другого города. Он должен был рассмотреть предметы на чайном столике, затем, после выхода из транса, позвонить и отчитаться об увиденном. По утверждению Тану, он сделал пять рейсов, прежде чем понял, что стол разделен надвое, а все предметы собраны на одной из половин. То, что он рассказал, полностью соответствовало истине — физики разобрали стол, чтобы усложнить задачу. Предметы Алекс Тану перечислил безошибочно. Описывая свои ощущения, он рассказывал, что как бы парил над столиком. Это напоминает описания людей, переживших клиническую смерть.

Андрей крепко зажмурился, словно это помогало ему поднять новые воспоминания. Шрам на щеке выгнулся дугой.

— Доктор Чарльз Тарт из университета этой, как ее… где кино снимают…

— Калифорнии?

— Да, из университета Калифорнии пошел еще дальше. Во время транса он регистрировал физиологические параметры медиума. Эксперимент проводился с женщиной, имя которой неизвестно. Женщина, кстати, путешествовала во сне. Как и я. Когда она засыпала, Тарт помещал над ее кроватью карточку с пятизначным числом, увидеть которое можно было, лишь находясь под потолком. Испытуемая, не с первой, правда, попытки, назвала число абсолютно точно: 25 132. Вероятность случайного совпадения была один к ста тысячам. Тарт утверждал, что во время транса фиксировал и мозговые функции, и движение глаз. Считается, что мозговая деятельность в этот период приобретает новый рисунок, соответствующий чему-то среднему между сном и бодрствованием. Этому состоянию дано название — внетелесный опыт. Хотя во время опытов фиксировалось понижение температуры тела, поверхностное дыхание и глубокое расслабление, пока никто из исследователей не зафиксировал обнуления сигнала мозга. Никто не наблюдал чистого внетелесного опыта, как состояние сомати у тибетских лам.

— Получается, мы это зафиксировали.

Андрей напряженно вздохнул.

— Что вы чувствуете? — спросила Альбина. — Вы тоже парите под потолком?

Он покачал головой:

— Не совсем. Когда я попадаю в мир девочки, то превращаюсь в бестелесного духа внутри нее. Я не слышу речь, не вижу, что творится дальше трех метров, но мне полностью передаются ее настроение и чувства. Это невероятные ощущения. Просто фантастические! Каждая эмоция, каждое переживание воспринимается как личное. Невозможно передать словами, какое страдание я испытал, когда мачеха раздавила куклу. Словно кто-то расстрелял разрывными пулями кусочек моей души!

— Все-таки не понимаю, как такое возможно, — взволнованно произнесла Альбина.

— Я хочу снова отправиться туда. Если бы мне удалось добиться сновидения при не полностью выключенном сознании, я бы изучил территорию сна. Я бы обследовал мраморные подземелья, обследовал бы равнину. Там много других статуй! Куда они меня выведут? В какие области Земли?.. Но сильнее всего я мечтаю установить связь с девочкой. Если удастся наладить обмен информацией, это будет фантастика! Я пока не представляю, как такое возможно: вряд ли получится обмениваться мыслями, ведь я не знаю португальского, а она — русского…

— Вы пойдете на томографию? — осторожно спросила Альбина.

Андрей погрустнел и уставился в бетонный пол лестничной площадки. Одной фразой она вернула его с небес на землю. «Идиотка, — обругала себя Альбина, — какая же ты идиотка!»

— Томография на следующей неделе, — сказал Андрей, подняв голову. — Посмотрим.

6

Андрей чувствовал себя удивительно. Открыть в себе паранормальную способность оказалось не просто необычно — это напоминало новый удар «газелью», последствиями которого были не слетевшие ботинки, трепанация и кома, а непрекращающийся детский восторг и эйфория.

Рабочий день, конечно, полетел кувырком. Медсестры последнее время и так смотрели на него подозрительно, a сегодня вовсе прятали глаза. Андрей был возбужден, невнимателен, нервозен, в разговоре мог сосредоточиться лишь на первых фразах собеседника, а потом мыслями улетал куда-то. Вера Ивановна сказала, что вновь проявляются последствия травмы головы. Это очевидно даже ей, санитарке.

После обеда к нему подошел Перельман:

— Есть минутка?

Он отвел Андрея в сторону, подальше от медиков и пациентов.

— Слушай, я знаю, что тебе сейчас трудно. И твой друг Кривокрасов ведет себя как последняя сволочь, но что с ним поделать, в пятьдесят два года человека не исправишь… Однако ты должен понимать, что работаешь не на конфетной фабрике. Нужно держать себя в руках.

— Не понимаю, о чем ты.

— Андрей, личные проблемы не повод, чтобы приходить на работу в таком состоянии.

— В каком состоянии?

— Ты пьян.

Андрей изумленно вытаращился на заведующего отделением. Затем рассмеялся.

— Ты ошибся, — ответил он, успокоившись.

— У тебя глаза красные и заплетается язык!

— Я не пьян.

— В самом деле?

— Просто я почти не спал сегодня ночью.

Перельман сжал зубами мундштук трубки и ушел, окончательно сбитый с толку. Хотя, сказать по правде, в его замечании присутствовала толика истины. В некотором смысле Андрей действительно был пьян. Его пьянило ощущение безграничных возможностей, которые открывал фантастический дар.

Остаток дня в отделении превратился для него в муку. Хотелось поскорее закончить работу, чтобы вернуться домой и погрузиться в сон. В Андрее полыхало желание исследовать новые возможности, открыть в них что-то более удивительное. Но существовала еще одна причина, по которой его тянуло за дверь.

Хотя мир девочки, возможно, являлся причудливой игрой разума, хотя статуя Иисуса могла оказаться извлеченным из подсознания образом — прикосновение к этим вещам пробуждало в нем Жизнь. Во сне он будто приникал к могучему источнику живительной силы. Испытываемые при этом чувства было невозможно сравнить ни с чем в реальном мире.

Глава седьмая

GERENTE GERAL

1

Фавела, которой управлял Красавчик Лусио, располагалась на крутом склоне холма, morro, как их здесь называли. Сотни двух — и трехэтажных бедняцких домов громоздились один на другой, а улочки между ними были узкими и настолько крутыми, что кое-где превращались в ступени. Как десятки других подобных поселений, фавела выгрызла себе территорию посреди Рио-де-Жанейро в считанных километрах от туристических пляжей, небоскребов и стадиона Маракана.