Книга Информаторы - Брет Истон Эллис

— С чего бы? — спрашиваю я.

— Потому-что-они-там-родились, — вздыхает Роджер.

— Угу.

— Они хотят с тобой встретиться.

— Но… с чего?

— Хороший вопрос, — замечает Роджер. — А тебе не все равно?

— Почему они тут?

— Потому что у них турне, — говорит Роджер. — Ты кокаин потребляешь?

— Граммами, граммами и еще граммами. Задохнешься, если узнаешь сколько.

— Лучше кокаин, чем герыч, как в восемьдесят втором, — осторожно отвечает он.

— Кто эти люди? — спрашиваю я.

— А ты кто?

— Ну… — Вопрос меня смущает. — А ты… как думаешь?

— Человек, который пытался поджечь бывшую жену садовым факелом… — предполагает он.

— Мы тогда были женаты.

— Удачно, по-моему, что Нина в океан бросилась. — Роджер делает паузу. — Разумеется, три месяца спустя, но если учесть, какая она была умница, когда вы познакомились, я рад, что у нее так улучшились рефлексы. — Роджер прикуривает, задумывается. — Блин, невероятно, что она получила опекунство. Но мне подумать страшно, что бы случилось с ребенком, если бы опекунство получил ты. Мотра[55]— и та родитель получше.

— Роджер, кто эти люди?

— Видел обложку последнего «Роллинг Стоуна»? — Роджер щелкает пальцами в сторону юной нервной официантки. — Ой, забыл. Ты же его больше не читаешь.

— После того дерьма, что они вывалили, когда Эд погиб.

— Ах, какие мы обидчивые, — вздыхает Роджер. — «Английские цены» — хит. Хитовый альбом «Поганка», и еще про них сделали видеоигру — надо бы тебе сыграть… э… как-нибудь. — Роджер тычет пальцем в свою чашку, и официантка, покорно склонив голову, наливает. — Кажется, что безвкусица, но на самом деле нет. Правда.

— Господи, да я развалина.

— «Английские цены» — высший класс, — напоминает Роджер. — Стратосфера — это слабо сказано.

— Это ты уже говорил, и мне по-прежнему не верится.

— Только спокойно.

— С чего это мне успокаиваться? — Я смотрю Роджеру в глаза — первый раз с тех пор, как мы зашли в кофейню.

Роджер глядит в чашку, потом на меня и очень четко произносит:

— Потому что я намерен стать их менеджером.

Я молчу.

— Они еще толпы приведут, — говорит Роджер. — Толпы людей.

— Куда? Кому? — спрашиваю я и тут же понимаю, что бесполезно, лучше б он не отвечал.

— Для вас, детки, — отвечает Роджер. — У нас немалая аудитория, но тем не менее.

— Больше туров не будет, — говорю я. — Все.

— Это ты так думаешь, — бросает Роджер.

— Ох, блин. — Больше мне сказать нечего.

Роджер поднимает голову.

— Ах ты черт — вот они, ублюдки. Только спокойно.

— Твою, на хуй, мать, — вздыхаю я. — Да я спокоен.

— Почаще это себе говори и опусти рукава.

— Я начинаю понимать, что ты утоп в моей жизни по уши, — замечаю я, опуская рукава.

В кофейню входят четыре музыканта из «Английских цен». С каждым юная, красивая японка в мини-юбке, футболке и розовых кожаных ботинках. Солист тоже очень юный, даже моложе японок, платиновые волосы торчат во все стороны кляксой, у него ровный загар, крашеные ресницы, красная подводка на веках, он весь в черной коже, а на запястье — шипастый браслет. Мы пожимаем друг другу руки.

— Эй, отец, я всю дорогу твой поклонник, — произносит он. — Всю дорогу, отец.

Остальные угрюмо кивают. Я не в состоянии улыбнуться или кивнуть. Мы все сидим за большим стеклянным столом, и девушки-японки таращатся на меня и хихикают.

— А где Гас? — интересуется Роджер.

— У Гаса мононуклеоз, — солист оборачивается к Роджеру, не отводя взгляда от меня.

— Надо бы ему цветочков послать, — говорит Роджер.

Солист поворачивается ко мне.

— Гас — это наш барабанщик, — объясняет он.

— А-а, — говорю я. — Это… хорошо.

— Суси? — предлагает им Роджер.

— Нет, я вегетарианец, — отвечает солист. — И вообще, мы уже завтракали в «СпагеттиОс».

— С кем?

— С одним важным студийным начальником.

— Эх, — говорит Роджер.

— В общем, отец, — солист вновь обращается ко мне, — я, как бы, это — слушал твои пластинки — ну, пластинки группы, — сколько себя помню. Уже, как бы, ну, давно, и я не ошибусь, если скажу, что вы на нас оказали… — Он умолкает, и выговорить следующее слово ему непросто: — Воздействие.

Остальные «английские ценники» кивают и хором бормочут.

Я пытаюсь заглянуть солисту в глаза. Выдавить: «Замечательно». Все молчат.

— Эй, — говорит солист Роджеру. — Он чего-то это… блеклый какой-то.

— Ага, — соглашается Роджер. — Мы вообще-то его так и зовем — Метрополутон.

— Это… круто, — понимающе отвечает солист.

— А ты, мужик, кого слушал? — спрашивает один «ценник».

— Когда? — Я обескуражен.

— Ну типа в детстве, в средней типа школе, все такое. Влияния, мужик.

— Ой… кучу всего. Ну, я вообще-то не помню… — Я панически смотрю на Роджера. — Я бы лучше не говорил.

— Хочешь типа, чтоб я повторил вопрос, мужик? — спрашивает солист.

Я лишь парализованно смотрю на него, не в состоянии двинуться.

— Се ля жизнь, — наконец вздыхает солист.

— Капитан Бифхарт[56], «Ронеттки»[57], анти-истэблишментские страсти, все такое, — жизнерадостно перечисляет Роджер. — Скажи мне, кто твой друг. — Лукаво хихикает, за ним хохочет, гавкает прямо, солист — это команда засмеяться остальным «ценникам».

— Отличные девчонки.

— Да, сэр, — льстиво и монотонно говорит один. — Ни бельмеса не смыслят по-американски, но ебутся, как кролики.

— Смыслишь? — обращается солист к сидящей рядом девчонке. — Хорошо ебешься, сука? — спрашивает он и кивает с выражением глубокой искренности на лице. Девушка разглядывает лицо, видит кивок, улыбку и улыбается в ответ беспокойно и невинно, кивает, и все гогочут.