Книга Дуэль - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филин сидел понурившийся, усталый, словно целую неделю без сна и отдыха работал по вызовам.
— Ну что? Будем говорить или все еще думать станете? Как видите, следствию известно многое без ваших показаний. Отказ от дачи показаний и ложь отразятся на вашей судьбе. А жаль. Хороший вы специалист. И город вас любит. Просят сохранить…
— На Колыме, чтоб не завонялся…
— Зачем так мрачно шутить?
— А что еще от вас ждать? — понурился Филин.
— Помимо пособничества в побеге, в каких делах еще участвовали?
— Не брали меня. Я невезучий. В стремачах кантовался. Это так. Но больше — нигде. Фортуна, как и бабы, не признает меня.
— А как в «закон» приняли?
— Из-за Таксиста. Сами все знаете, — вздохнул Филин.
— А побег из милиции троих фартовых, разве без вас обошлось?
— Я о том в тайге услышал. Как и все. Ворье базлало, как легавые фаршманулись. Там со смеху все зверюги обоссались. В том деле они сами… Зачем я им был?
— А ограбление универмага?
— Я тогда фартовых и не знал. Они в Охе, а я — в тайге был.
— Что привело вас к ним?
— Стремач понадобился. Месяц вроде как в сторожах был.
— Что за это имели?
— Одиночную камеру, как видите, — развел руками Филин.
— И все же, почему так надолго ушли в тайгу?
— Думал, с неделю побуду и вернусь. Так бы оно и случилось. Но пришли геологи. Я с ними сдружился, душой отдохнул. Впервые. Жалею, что не остался в отряде насовсем. Не в заработках суть. Люди они особые. Чистые. Средь нас живут, но чистый ручей и в мутной реке выделяется. Грамотешки не хватило. Знаний. Да и не позвали за собой. А набиваться — не умею. Совестно, — сознался Филин честно. И продолжил: — Может, и пошел бы я за ними. Ведь пять месяцев вместе вкалывали. Но… Эти заявились… Выпил раз, второй. А геологи того не терпят. Не сказавшись, дальше ушли. На пять километров. А я остался. Как дурак оплеванный. Ни при ком. В город надо было. Мать ждет. Я и не знал. Теперь когда с нею увидимся?
— Это только от вас зависит, — ответила Кравцова и спросила: — Леший должен был взвесить на всякий случай пути отступления. Куда они собирались уходить из тайги?
— При мне они о таком не говорили. Не доверяли. Но предупреждали, если всех поймают, чтоб я никого не опознавал.
— А что они должны вам за Таксиста?
— Матрос чуть душу не выбил. Я ж им сказал, что убили его. Видел. С чердака… Они следом чуть не отправили.
— А татуировку вам предложили сделать или вы их о том просили?
— Я виноват. Понравилась. Ну да тут они какой-то знак оставили, что не примут меня в «малинах». Хоть я и не собирался туда, но законники решили, что рано мне доверять. В делах не проверен. Не был, не обтерся, не обкатан. Потому картинку сделали. На память.
— Кто сказал вам о знаке? — попросила показать татуировку Ирина.
— Леший. После провала с Таксистом.
— Наврал. Тут все четко. Матрос был в хорошем настроении. Чисто расписался, — внимательно разглядывала рисунок и что-то записала себе в блокнот, ничего не сказав Филину.
А наутро его под расписку о невыезде выпустили из тюрьмы. Домой.
Филин и не знал, как зорко, за всяким шагом его, наблюдают переодетые в штатское оперативники.
Уже на второй день он вернулся на работу. И теперь, наверстывая упущенное, подолгу задерживался на нефтепромысле. А возвращаясь домой, даже во двор не выходил. Забыл дорогу к пивбару.
Филин работал даже в выходные. Его никто не навещал. И сам он жил замкнуто, словно испуганный зверь. Попав однажды в ловушку, остерегался всего, даже собственной тени.
Лишь однажды пришла к нему на работу Кравцова. Филин не увидел ее. Ремонтировал качалку. Один. Услышав приветствие, отскочил в сторону резко. Не ожидал увидеть здесь кого-либо.
— Никто не навещает вас? — спросила следователь.
— Нет! — еле перевел дух Филин.
— Вдруг появятся, сообщите нам. И распишитесь в постановлении о прекращении против вас уголовного дела, — открыла Ирина папку.
Филин расписался, что ознакомился с текстом постановления. Кравцова положила его в папку, вскоре ушла. А Филин долго смотрел ей вслед, ругая себя:
— Эх, квач вонючий. Даже спасибо не сказал человеку. А ведь она за уши из беды вытянула. Испугался. Не того всю жизнь боялся, не тому радовался. Она — баба. А знает, зачем на земле живет. Я же, как чирий на жопе. Сесть больно и выдавить не достану. Одно неудобство, — сел у качалки, тихо поскрипывающей в лад мыслям.
И вдруг на плечо его рука легла.
— Канаешь, кент? — хохотнул Матрос…
— Колись, падла! О чем ботал с Кравцовой? — придавил Филина сверху так, словно в землю живым вбить вздумал.
— Ксиву подписал, — попытался вывернуться сантехник.
— Я зенки не просрал. Что в ксиве? — спросил жестко.
— Чтоб я с города не линял, — соврал Филин.
Матрос схватил за горло. Слегка сдавил пальцами.
Глухо, сквозь зубы процедил:
— Темнуху лепить вздумал мне? Такие ксивы не на воле, в клетке подписывают.
— Стремачат меня. Матрос. Линяй. Мусора каждый бздех на шухере держат. Катись к кентам. Чтоб не накрыли. И тебе, и мне то не по кайфу.
— Кому ты сдался, козел? — усмехался Матрос, но Филин почувствовал, как расслабились его пальцы.
— Сам видишь, и тут секут меня. Все пытают, встречался ль с вами? Не нарисовались ли ко мне на работу? За куст по нужде без легавой стремы не хожу. Вас пасут, засечь хотят. Меня наживкой выпустили. Это до меня враз доперло, — изворачивался Филин.
— На допросе поплыл? Что трехал?
— А что я знаю? Ни хрена. И ботать нечего. Они про меня геологов трясли. Знаете ль этого мудака — меня? Они не промах. Трехнули, что я с ними пахал все время. Вот и отпустили. Иное не доказано, — сообразил Филин.
— Наколку на клешне не засекли. Иначе б, хрен поверили…
— Я ее прятал…
— Смотри, Филин, отмазывайся от нас. А коли засветишь кого — в жмуры распишу сам. На месте. Секи, паскуда!
— Чего грозишь? Без понту хвост подымаешь! Я ваших дел не знаю…
— Кончай! А ну колись, кенты где канают? В тюряге иль лягашке?
— Все в тюряге. Но я их не видел. В одиночке приморили. В тюрьме. Выпустили недавно. Но под колпаком хожу. Чуть с вами засекут, вмиг за жопу, — понурился Филин.
— Не ссы. Тут тихо.
— Только с виду. А копни — куча мусоров по кустам.