Книга Мансарда для влюбленных - Алина Кускова

Она не договорила. Баланчин резко привлек ее к себе, наклонился к лицу и поцеловал.

Здорово! Он целуется очень даже здорово. Бабник! Но такой приятный бабник… Что она делает?!

– Что вы делаете?! – возмутилась Оля, отстраняясь от художника.

– Теряю голову, – признался тот, нехотя отпуская ее хрупкое тело.

– А вдруг она увидит? – провокационно прищурилась Оля.

– А тебя это волнует? – усмехнулся он, не сводя с Ольги своих пронзительных глаз.

– Нисколько, – соврала та, направляясь к выходу. Нужно было немедленно покинуть поле боя, на котором она так быстро сдалась противнику.

– Я рад, Оленька, – сказал Баланчин и пошел за ней следом.

– А я-то уж как рада, – Оля вышла и увидела Музу с Феликсом Ивановичем, – не передать словами.

– Вы не представляете, сколько станете зарабатывать в столице, – говорила Муза мастеру. – Приобретете известность, вашими клиентами будут лучшие люди страны…

– Так оно так, – кивал ей Феликс Иванович, – только мне из Малых Чернушек никуда уезжать не хочется, – признавался он, – и средств мне вполне хватает на прожитие.

– Эх, житие ваше, житие, – процедила Муза и повернулась к Баланчину. – Пойдем, Дмитрий. Но наш разговор, Феликс Иванович, не закончен.

Она зацепила Баланчина и повела прочь. Оля проводила пару долгим взглядом.

– Разойдутся, – махнул рукой Феликс Иванович, – как в море корабли. Разные они, – пояснил он, – у нее на уме только деньги. А он натура творческая, – и мастер покрутил пальцем у виска, – неординарная личность, одним словом.

– Двумя, – автоматически поправила его Оля.

– Ну да, двумя, да только все одно, – согласился тот и вернулся в сарай.

Анализировать свои странные отношения с Баланчиным Ольга отправилась в сад. Она надеялась, что на свежем воздухе ее голова проветрится и обретет былую ясность мыслей. Что ни говори, а поцелуй наложил неизгладимый отпечаток на ее трепетную душу. Правда, Анжелка не считала ее душу трепетной. Но знала бы она, как трепещет ее подруга при мысли о художнике! Все, Оля заболела. Она так стойко держалась, когда вирусная инфекция любви носилась в воздухе в поисках новой жертвы! Первой стала Анжела, загулявшая с итальянцем. Но почему следующая Ольга? Могла бы Пелагея в кого-нибудь влюбиться. В Баланчина. И он бы ее поцеловал. Она почувствовала укол ревности. Вот это да. Ревность!

Только этого ей не хватало в этой деревне! Бабушка сойдет с ума от беспокойства, узнав, что Ольга влюбилась в местного аборигена. Пусть приятного, обходительного, почти что гениального, но неизвестного кругу ее семьи. А что толку от известных? Еще неизвестно, что лучше.

Нужно задержаться в этой деревне подольше и разобраться в хитросплетениях чувств. А бабушка может ничего не знать. Естественно, лучше ей ничего не рассказывать ни про себя, ни про Анжелу. Особенно про Анжелу, а то бабуля поднимет на ноги всю московскую милицию и примется разыскивать Анжелку с сотрудниками и собаками. Да где теперь ее искать-то?

– В полях, – бросила ей Пелагея, выпрыгивая из кабины грузовика. – Хотела отвезти их на станцию, но они наотрез отказались! Пришлось километров за сто вывезти в картофельные поля.

– Анжелка не взяла свои шортики, – задумчиво проговорила Оля. – И что теперь будет?

– Кино и немцы, – рассмеялась Пелагея, – я им блинов с собой дала и термос со щами. Деньги у них есть, так что волноваться не о чем. Помоются в речке и прибьются в какой-нибудь деревеньке.

– В какой-нибудь, – повторила Оля, не представляя свою всегда стремящуюся к гламуру подругу отмывающей в речке остатки силоса.

– Перекантуются и вернутся, – хмыкнула Пеги, по-отечески обнимая Ольгу. – Анжелика мобильный телефон взяла, позвонит, если что.

Оля кинулась в комнату, где ее сомнения оправдались. Телефон подруга взяла, но подзарядку забыла.

И она принялась ей звонить. Не слишком вовремя, судя по сопению Анжелки и кряхтению какого-то типа, судя по всему, беглого итальянца. Разговаривать подруга отказалась, сославшись на неотложные дела, обещала позвонить позже, когда они устроятся на новом месте. Оля разочарованно положила трубку. Вот так всегда! Даже в самые пиковые моменты беглой жизни Анжелка умудряется получать удовольствие. А она, как последняя дура, мучается из-за одного поцелуя. Сколько романтики в отношениях подруги и мафиози! Как замечательно она проводит время в полях! А Оля сидит в Малых Чернушках и ждет неизвестно чего или кого.

Известно чего, она ждет, пока Феликс Иванович восстановит ее автомобиль. И тогда она сядет за руль и помчится… Мчаться без Анжелки было скучно. Одной ехать к морю уже не хотелось. Взять с собой студента? К этому времени у нее уже не будет денег, а студент привык к голодной жизни, они поголодают в дороге вместе. К тому же Антон Николаевич Земляникин – подающий надежды специалист по философии. Ей есть о чем с ним поговорить. С ним интересно.

Но дух захватывает при встречах с Баланчиным. Предложить ему романтическую поездку на юг? И сделать это предложение при Музе, которая впадет от этого в ступор или, наоборот, изойдет злостью. Оля рассмеялась, Пелагея обернулась и посмотрела на нее с удивлением.

– Не напекло? – она показала на голову.

– Еще как, – смеясь, ответила Оля, – мозги плавятся!

Пелагея посоветовала повязать мокрый платок и прилечь. Но лежать и бездействовать Оле не хотелось. Раз она может быть спокойна за подругу, которая в данный момент занимается на картофельном поле сексом, то следует подумать и о себе. Итак, Оля думает о себе. Что она о себе думает? Привлекательная, очаровательная, когда захочет, в меру воспитанная… Муза, между прочим, та еще хамка. Даже не соизволила познакомиться. Или этого не захотел Баланчин? Это уже диагноз: Оля, думая о себе, вновь возвращается к нему. Все складывалось, как нельзя отвратительно.

Приблизительно так же, только в несколько раз хуже, чувствовали себя заезжие иностранцы, у них раскалывались головы и болели все зубы сразу. Лечение самогоном помогло лишь на несколько часов, во время которых те окунулись в полное забытье. Очнувшись, толстый сел на скрипучей кровати и хлопнул себя по лбу широкой ладонью.

– Мама мия! – пробормотал он и принялся расталкивать своего товарища. – Педро! Педро! Марио Берлусконни! – Но тщедушный Педро не подавал признаков жизни. – Санта Лючия! – схватился за голову толстый и принялся бегать по комнате взад и вперед.

– Не мельтеши перед глазами, – сбоку на ободранном диванчике приподнялся Марчелло Туесков. – И так черти прыгают по всем углам. – Он протер глаза и попытался подняться.

– Педро! Финита! Педро, – квохтал толстый и продолжал бегать.

– Финита, финита, – проворчал Туесков и подставил иноземцу подножку.

Толстый в последний раз взмахнул руками, как раненый воробей крыльями, и рухнул на пол.