Книга Право Света, право Тьмы - Надежда Первухина

— Будем считать, что свой долг перед обществом я исполнила, — сказала Васса. — Теперь надо решить другие задачи.

Васса опустилась на дно машины, съежилась, укрылась своими крыльями. По их невесомой поверхности заскользили чешуйки света, потом поползла темнота, кутая невещественного дхиан-когана в немыслимый для человеческого взора и разума кокон. Что было под коконом — неизвестно, да и нет большого удовольствия в том, чтоб эту загадку разгадывать.

Любовь Николаевна Тишина проводила вечер одна. Сначала ушел отец Емельян — служить, потом, неловко отводя глаза и поминутно извиняясь, откланялась чета Горюшкиных. Арсений поначалу порывался идти в храм вместе с отцом Емельяном, но тот не благословил, велел дьякону сидеть дома, читать «Древний патерик» и серьезно размышлять над порочностью греха сквернословия и неуместности этого греха в особе, наделенной священным саном. Ольга Горюшкина увела расстроенного мужа домой, самолично пообещав отцу Емельяну, чтопроследит за тем, как Арсений перевоспитывается. Вот и пришлось теперь попадье бродить одной неприкаянно по пустым комнаткам, на кухне перетирать и без того сверкающие тарелки да кастрюли, поправлять оборки диванного покрывала…

— Неспокойно мне, Матерь Божия, — тихо молилась-жаловалась Любовь Николаевна. — Почему я с ним не пошла в церковь-то помолиться? На сердце тягостно, в душе смущение.

Тихо стукнула входная дверь. Любовь Николаевна метнулась в прихожую.

— Слава Богу, пришел! — облегченно выдохнула она.

— А отчего бы мне и не прийти, матушка? — с обычной своей мягкой усмешкой спросил отец Емельян, обнял жену, поцеловал в обе щеки.

— Как служба? Пришел ли кто постоять, на акафисте поплакать?

— Да, чуть не полон храм народу, — ответствовал отец Емельян. — Ведь скорбь у людей, страшатся грядущего, вот и молятся о защите… Милая, мне бы кофейку…

Любовь Николаевна удивилась:

— Батюшка, ты вроде кофе никогда на ночь не пил, с чего это?

— Устал очень, — мягко улыбнулся отец Емельян. — А надо еще статью в «Епархиальные ведомости» готовить.

Любовь Николаевна поставила чайник на плиту, глянула удивленно:

— Статью? Какую?

Потом в лице попадьи произошла некая перемена, заметная лишь чрезвычайно внимательному глазу, и Любовь Николаевна сказала:

— Ах, статью… Как же, как же, я вспомнила. Ты же мне еще давеча говорил, что преосвященный Кирилл ни с того ни с сего дал тебе задание написать статью о прославлении восьмым Вселенским собором святого праведного Оригена. Да?

— Совершенно верно, милая, — подтвердил отец Емельян. — Именно Оригена.

— Какая сложная тема… —покачала головой попадья.

— Ничего не поделаешь, раз преосвященный велел.

— Ох, это не по моему малому уму. Хорошо. Вот тебе кофе. Только все ж допоздна не засиживайся над книжками, совсем себя измучаешь. А завтра служить…

— Завтра служить будет отец Власий, так повел владыка Кирилл. Мне же следует молитвенно т душевно предаться иному служению и испытанию.

— То есть? — Любовь Николаевна присела на табуретку и недоумевающим взором посмотрела на любимого супруга.

— Разве ты забыла? — ясным взором ответил ей он. — Поединок с колдуном Танаделем.

— Да как же это?! — ахнула Любовь Николаевна. — Да ведь ты же решил отказаться, и преосвященный так же тебе повелел!

— Я нынче молился, — необыкновенной доверительности и искренности голосом сказал жене отец Емельян. — И было мне видение.

— Видение? — нахмурила брови Любовь Николаевна. Но, впрочем, тут же хмурость прошла, сменилась трепетной улыбкой. — Видение, надо же! Сак я за тебя рада! Говорят, видений может сподобиться человек истинно высокой жизни. Я очень переживала, что у тебя раньше не было видений. А теперь вот есть. Значит, жизнь у тебя самая что ни на есть высокая и подвижническая.

Отец Емельян благочестиво сложил руки на груди: . — Стараюсь, как могу, моя милая… И истинно говорю тебе, это было божественное видение, пометившее меня. — Голос отца Емельяна стал немного восторженным. — Когда я молился в алтаре, увидел, что одесную мне стоит воин, облаченный в светоносные доспехи и с огненным мечом. Воин сказал: «Для чего ты малодушествуешь, Емельян? Почему не хочешь сразиться с проклятым колдуном? Я — великомученик Димитрий, наместник Солунский, и послан к тебе Богом, чтобы помочь в этом сражении. Готовься, и не далее как завтра мы дадим этому колдуну бой и посрамим его».

Любовь Николаевна испуганно посмотрела на просветленное лицо мужа и спросила:

— Завтра? Почему завтра? Ведь уговор был на иной день!

— Небо так рассудило, — внушительно сказал отец Емельян. — Да и какой смысл тянуть? Разве не велика сила веры нашей? Разве не уверены мы в своей правоте? Мы посрамим этого колдуна.

— Мы? Кто это «мы»? — продолжая хмуриться, переспросила Любовь Николаевна, но отец Емельян ответил ей только улыбкой — теплой, ласковой, завораживающей. От такой улыбки в сердце попадьи шевельнулись чувства и желания, вовсе для ее возраста неуместные, и она, стыдясь и презирая самое себя, сказала быстро:

— Ну, не стану тебе мешать, Емелюшка, готовься, а я пойду перед сном псалмы почитаю, чтобы тебе завтра была дарована помощь свыше и все устроилось по справедливости и истине. Как думаешь, лучше всего, наверное, прочесть псалмы сто пятьдесят седьмой, двести третий и триста первый? Ведь именно они посвящены теме противоборства с иноверцами, а также теме духовного превосходства христиан над всеми остальными верующими, да?

— Разумеется, — кивнул отец Емельян. — Какая ты у меня умница. Всегда был в тебе уверен, милая моя. Ну, ступай. Ступай к себе.

Любовь Николаевна улыбнулась мужу и бесшумно вышла. Протоиерей Емельян в задумчивости пил кофе и, кажется, о чем-то размышлял. Но если бы сейчас он решился проследить за своей супругой, то был бы очень удивлен ее поведением. Любовь Николаевна вовсе не пошла к себе в спальню, чтоб перед иконами читать замечательные 157-й, 203-й и 301-й псалмы. Она, зажимая рот, чтоб не выдать себя рыданием, с белым от страха и отвращения лицом быстро, бесшумно прошла через пристройку на улицу, а там, отойдя от родимого домика на десяток метров, припустилась бежать с такой скоростью, какую только дозволяли ей возраст, здоровье и телосложение.

И пожалуй, этой престранной картинкой следует завершить описание чересчур богатого на события Ильина дня.

А ранним утром нового дня зарядил дождь — крупный, частый, звонкий. Он напрочь смыл в канализационные люки прожорливую саранчу, освежил улицы и поникшие деревья, взбодрил спешащих по своим делам горожан. Изяслав Радомирович Торчков проснулся от громкого перестука Капель, сладко потянулся в постели и осторожно встал. Осторожно, чтобы не будить свою новую Пассию, молоденькую ведьмочку Алю. Аля была во всех отношениях талантливой девочкой, но покровительством, как магическим, так и интимным, не пренебрегала. Аля, как никто другой, могла утешить мэра, поднять его самооценку, снять стресс, пробудить вкус к маленьким радостям жизни… Потому-то после неприятной встречи с Танаделем Изяслав Радомирович направился именно к этой милой распутнице с глазами египетской кошки.