Книга Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зависла историческая пауза. И тут (совершенно не к месту!) съёжившийся в кресле Савелий издал нетрезвый смешок. Вероятно, сказались бессонная ночь и непривычка к спиртному. Все с недоумением повернулись к молодому педагогу, но тот явно был не в силах совладать с собой и продолжал хихикать самым неприличным образом.
– Школу… – глумливо подсказал он. – Школу подключить не забудьте…
– Подключим, – холодно заверили его. – Школу, церковь, всё подключим… Вам это кажется смешным?
Но захмелевшему словеснику было уже море по колено.
– Специальный предмет ввести! – вылупив глаза, потребовал он, как на митинге. – Эльфийский изучать наравне с русским! А на уроках труда пусть доспехи клепают, мантии шьют…
Пришельцы были шокированы. Собственно, всё, что излагалось в данный момент Савелием, звучало, на их взгляд, вполне разумно. Другое дело, как это излагалось! Судьбоносная встреча оборачивалась недостойным ёрничеством и шутовством.
– Участие в ролевой игре – священный долг каждого патриота! – Савелий вскочил. В глазах его, устремлённых в грядущее, светились благонамеренность и верность идее. – Научно доказать наше происхождение от эльфов! Перед началом игры – всенепременно исполнение государственного гимна… А Тургенева с Достоевским, – в восторге от собственного остроумия взвизгнул он, – вон из программы! «Властелина Колец» будем наизусть учить…
* * *
Проводив визитёров, Пётр Маркелович возвратился в комнату и, по-толстовски заложив большие пальцы за пояс роскошного своего халата, остановился перед креслом, в котором, скорчившись, оцепенел молодой коллега. В глазах Савелия стыли изумление и ужас. Запоздало протрезвев, он был просто убит непристойностью собственной выходки.
– Извини… – обречённо выдохнул он.
Слегка склонивши голову набок, Пётр Маркелович созерцал выедаемого стыдом юношу. Выражение лица – не поймёшь: то ли ироническое, то ли укоризненное.
– За что? – благостно осведомился наконец мастер игры.
– Я так тебя подвёл…
– Нисколько, – последовал бодрый ответ. – Напротив. Ситуацию отыграл от и до…
– Кто?
– Ты.
Такое чувство, что из прихожей хозяин вернулся в несколько мечтательном настроении.
– Вот это, я понимаю, размах… – изрёк он, вновь располагая мебель в прежнем порядке.
– Ты о чём?.. – проскулил проштрафившийся.
Ответил Пётр Маркелович не сразу. С загадочной улыбкой на устах переложил диванные подушки и полувозлёг.
– Видишь ли, Савелий, – начал он издалека. – Есть у ролевиков такое понятие – включение в игру. Вот, например, играем мы по чему-нибудь этакому… мм… эпически-сказочному… А на полигоне, представь себе, хибарка, а в хибарке живёт бомж…
– В земле была нора, а в ней жил хоббит… – горестно процитировал Савелий.
– Именно. И вот, представь, продирает он ясны глазыньки, вылезает из своей хибары, а вокруг вовсю игра идёт. Бегают какие-то длинноухие хрен знает в чём… Представил?
– Из одной белой горячки – в другую?
– Нет, я не о том! Как на этого бомжа должны реагировать сами ролевики?
– Н-ну… не знаю… А как?
– В идеале они его должны включить в игру. Пусть это в их восприятии будет отшельник, юродивый… святой, чёрт возьми!
– И он согласится?
– А кто его будет спрашивать! Пойми, что бы он ни сделал, что бы ни сказал – всё будет истолковано по игре.
– Мат, например?
– Вполне сойдёт за пророчество на незнакомом языке.
– А жердиной начнёт разгонять?
– Н-ну… значит, обезумел пророк, лучше не подходить, а то проклянёт…
– Так бывает?
– Сплошь и рядом!
Пётр Маркелович поднял за горлышко опустевшую бутылку и, разочарованно крякнув, переставил её на нижнюю полку сервировочного столика. Сходил на кухню, принёс коньяк.
– Странно, – заметил Савелий, предусмотрительно убирая свой бокал. – Меня вот никто включить в игру даже и не пытался… Ну, в мае, когда я по грибы ходил. И Аскольд был вменяем, и татарин этот… из канцелярии…
Пётр Маркелович налил себе коньячку и возлёг снова.
– А сейчас он тебе как показался?
– Кто?
– Татарин! Иван Николаевич. Ну, тот, что сидел молчал… Не узнал, что ли?
– Так это он здесь был?
Потрясённый Савелий уставился в дверной проём, пытаясь мысленно совместить чиновника в строгом светло-сером костюме с облачённым в кожаный панцирь басурманом. Невероятно! Совершенно другой человек.
– Значит, говоришь, даже и не пытались… – с сожалением произнёс Пётр Маркелович. – Зря. Такой им персонаж подвернулся… в твоём лице… Знахарь-чужеземец. Собирает мухоморы, зелье варить собирается…
– А тебе самому битвы организовывать доводилось?
Мастер игры усмехнулся:
– Раньше? То и дело.
– А сейчас?
– Сейчас – скучновато. Ну битва, ну… Айне колонне марширт, цвайне колонне марширт… Да и повторяться надоело. А вот что-нибудь отчинить этакое… небывалое… невероятное…
– С размахом, – подсказал Савелий.
Пётр Маркелович приподнялся на локте и с интересом посмотрел на Савелия.
– Мне чудится или ты в самом деле такой проницательный? – спросил он.
Тот не понял.
– Ну, ясно… – пробормотал Пётр Маркелович. – Значит, чудится… Видишь ли, Савелий, часто бывает так, что включённый в игру бомж (ну, тот, что в хибарке посреди полигона) оказывается в итоге самым ярким, самым достоверным персонажем. И вот посетила меня однажды этакая, знаешь, безумная идея. Что, если учинить игру исключительно с подобными участниками?
– С бомжами?
– И с ними тоже. А заодно с чиновниками, парламентариями, завучами по воспитательной работе… Причём никому из них не говорить о том, что они участники. У нас это называется: игра второго порядка…
– Позволь! – опешил Савелий. – А кто же их будет включать в игру?
– Сами.
– Тогда в чём заключаются обязанности мастера?
– Хороший мастер, на мой взгляд, – назидательно изрёк Пётр Савельевич, – всё тщательнейшим образом подготовит, а вот в процесс почти не вмешивается. Наблюдает и оценивает…
– Иными словами, ты хочешь сказать, – в замешательстве выговорил Савелий, – будто сам затеял всю эту борьбу с ролевыми играми? Спровоцировал Клару… и этого, как его?.. Расуля…
– Нет. Борьбу затеяли без меня. А почему я не могу воспользоваться чужими наработками? Так тоже часто бывает. Скажем, подготовил я игру да и слёг с отитом… попросил провести другого…
Молодой педагог тревожно всматривался в торжественно-серьёзное лицо старшего товарища. Любовь Петра Маркеловича ко всяческим мистификациям, обычно обостряющаяся после третьей-четвёртой рюмки, была хорошо известна Савелию.
– Но твоя-то роль какова?!
– Я же сказал: наблюдать и оценивать…
Глава 4
Голова Саурона
Май мой синий! Июнь голубой!
Да, конечно: май, июнь… Изумительное времечко. Но спросите любого школьного учителя, какой из двенадцати месяцев ему особенно дорог, – и вам ответят без промедления: июль, только июль. Ну, может быть, ещё часть августа. Блаженная пора отдохновения, когда вымываются из памяти пусть не все, но по крайней мере многие кошмары педагогического процесса, включая рыжего зеленоглазого двоечника,
