Книга Седьмое небо - Элис Хоффман

Эллен улыбнулась и с трудом удержалась, чтобы не спросить: «Ты уверена, что это были не шоколадки?»

— Может, примешь пептобисмол? Джо в последнее время только им и спасается.

Донна Дерджин уставилась на соседку, перед глазами у нее все плыло.

— У меня дома есть пептобисмол, — выговорила она наконец. — Кажется, мне полегчало.

— Точно? — переспросила Эллен.

На плите зашипел пригорающий лук, и она обернулась.

— Да, — ответила Донна, — Точнее не бывает.

Она пересекла улицу и остановилась перед домом, слушая, как в животе у нее гремят камни. Она вышла замуж восемь лет назад. В день свадьбы лил дождь, и, когда они вышли из церкви, Роберт подхватил ее и понес в черный лимузин на руках, но подол ее платья все равно вымок. Часть искусственных жемчужин, украшавших рукава и лиф, отвалилась, и племянники Донны наперегонки бросились подбирать их, как будто это были пиратские сокровища. Теперь, родив Роберту троих детей, Донна Дерджин не имела ни малейшего понятия, кто он такой и зачем она вышла за него.

Опустив глаза, она даже в темноте увидела на своих пальцах красные пятна в тех местах, где ее касался мастер. В соседнем дворе горели и переливались рождественские гирлянды, которые Джон Маккарти каждый год вывешивал на своем гараже на следующий же день после Дня благодарения. Кто улыбнулся Донне за последние несколько месяцев? Кто поинтересовался, о чем она думает и что у нее на душе, кто отметил, что сорочки, которые Роберт вечно пачкает типографской краской, всегда отстираны добела, отутюжены и сложены в ящик комода?

В тот вечер Донне пришлось подогревать запеканку, однако сама она к ужину не притронулась. С утра она приготовила сыновьям завтрак и проводила их в школу, а потом отправилась в супермаркет и купила первые несколько баночек «Метрекала». В то утро она не взяла в рот ни крошки, не притронулась даже к «Метрекалу», пока Мелани не улеглась спать. На той же неделе она начала печь печенье к Рождеству — полумесяцы, обсыпанные сахарной пудрой, шоколадные шарики с арахисовым маслом, имбирные печенья в форме оленей и эльфов, но ни разу даже не попробовала тесто. Она выстилала жестяные банки вощеной бумагой, насыпала в них печенье и отправляла на хранение на холодильник.

За четырнадцать дней диеты Донна потеряла одиннадцать фунтов, и одежда начала на ней болтаться, однако это все еще была не она, глядя в зеркало, Донна по-прежнему не видела в нем себя. И все прочие определенно тоже ее не видели, потому что никто не заметил, как она похудела, даже Эллен Хеннесси. Донна перестала взвешиваться и продолжала голодать исключительно для порядка. Она совершенно выкинула мысли о диете из головы, а потом как-то раз, когда она выбирала в мясном отделе супермаркета кусок, достаточно большой для рождественского жаркого, с нее свалились штаны. Донна невозмутимо вернула их на место, но в душе у нее все ликовало, потому что до сих пор она и не подозревала, насколько широк ей стал собранный на резинку пояс. Вечером она замариновала мясо для жаркого, а потом, когда все остальные поужинали, она уложила детей, а Роберт включил вечерние новости, Донна отправилась на кухню и жадно съела три розовых грейпфрута. Покончив с ними, она вытерла руки кухонным полотенцем в краснобелую клетку, сейчас она казалась себе легкой как перышко. Она подошла к раковине, где была замочена посуда, и, разогнав мыльную пену, вгляделась в свое отражение в воде.

На Рождество к ним съехалась вся родня Роберта, так что им пришлось занимать у Вайнманов и Маккарти стулья, чтобы рассадить гостей за столом. На ужин было жаркое с мелким розовым картофелем, горошком и луком, а также три вида пирогов. К тому времени, когда Донна подала кофе со сладостями, ребятишки так расшалились, что новенькая боксерская груша Бобби лопнула и сдулась, а Мелани так перевозбудилась, что ее пришлось немедля укладывать в постель, хотя она отказывалась выпустить из рук подаренную ей мягкую игрушку — кота, который мяукал, если его потрясти. Кузины подарили Донне коробку нуги. От Роберта она получила новый блендер и набор пластиковых судков, купленный у Норы Силк, а его родители преподнесли ей свитер из ангорской шерсти, который свекровь купила в магазине для полных женщин в Хемпстеде. Нугу Донна отдала детям, блендер поставила на кухонный стол, пластиковые судки в шкафчик, а свитер, как был, в картонной коробке, убрала на верхнюю полку в шкаф.

Все следующее утро Донна подбирала обрывки оберточной бумаги и ленточек. Днем пришли Эллен и Линн Вайнман с детьми, она угощала их горячим шоколадом с итальянским печеньем, но после их ухода поняла, что не сказала подругам ни слова. Ей было ясно, что впереди еще долгая дорога. Она водила детей кататься на санках с Покойничьей горы вместе с Эллен и помогала Линн готовить новогодний утренник, она ходила из дома в дом вместе с Бобби, прихватив с собой двух других детей, и продавала лотерейные билеты, чтобы собрать деньги на новую форму для Детской лиги. Но ничего не выходило, все было напрасно. А потом однажды вечером, в сильный снегопад, когда Донна купала Мелани, с пальца у нее слетело обручальное кольцо. Она носила его к ювелиру растягивать, когда набрала вес, но теперь ей приходилось обматывать его ленточкой, чтобы не потерять. Каждый вечер она наматывала на кольцо новый кусок ленты и втискивала в него палец, несмотря на боль.

Когда она потеряла восемнадцать фунтов, Роберт наконец заметил перемены. Но вместо того чтобы сказать, как он гордится ею, он принялся возмущаться дороговизной «Метрекала». Он приобрел обыкновение по пути с работы заезжать за мороженым — с шоколадом и пастилой, как любила Донна. Он оставлял в машине шоколадные батончики с кокосовой крошкой, пытаясь соблазнить ее, а когда она не поддалась на искушение, принялся выговаривать, что в доме-де не так чисто, как раньше, рубашки не такие белые и даже секс не так хорош: Донна якобы сделалась такой нервной, что подскакивает от каждого его прикосновения. Донна молчала и продолжала пить «Метрекал» и питаться грейпфрутами. Теперь ей приходилось подпоясываться старым кожаным ремнем Роберта, чтобы не падала одежда. Иногда, приводя ребятишек покататься на санках, она видела Нору Силк в зеленой шерстяной куртке и черных трикотажных брюках. На головокружительной скорости та неслась на санях с горы, старший сын сидел позади нее, обхватив за талию, а младший впереди, взвизгивая и хлопая в ладошки каждый раз, когда сани заносило на спуске. Иной раз Донна натыкалась на Нору в супермаркете: она внимательно читала рецепты на обратной стороне коробки с какой-нибудь крупой, в то время как ее старший сын таскал леденцы из открытого пакета со сладостями на полке. Однажды вечером, выйдя во двор за какой-то игрушкой, она увидела, как Нора, лежа в сугробе, вверх-вниз двигает руками, чтобы получились ангельские крылья. Волосы у нее были припорошены снегом, щеки раскраснелись, а младенец ползал вокруг нее без шапки и беспрепятственно поедал снег.

Донна стояла и смотрела на нее, хотя любая другая мать в квартале на ее месте отвела бы взгляд. Линн Вайнман с Эллен Хеннесси неодобрительно цокали языками, когда видели, как Нора мчится с Покойничьей горы на салазках, усадив перед собой малыша, и замечали, что у зимней куртки Билли Силка прохудился рукав. Время от времени Эллен пересказывала им слова своего сына, Стиви, который сидел через две парты от Билли, и таким образом они узнали, что как-то раз юный Силк принес на завтрак сэндвич, состоявший из шоколадного батончика между двух ломтиков белого хлеба. Проведали они и о том, что мать запрещает ему взбираться по канату на уроках физкультуры и что он нередко является в школу больной, а однажды его даже вырвало в углу класса. Донна Дерджин выслушивала все эти рассказы, но на самом деле ее куда более интересовал браслет с подвесками, который Нора носила на запястье, музыка, несшаяся из ее окон, а еще черные трикотажные брюки, которые так обтягивали фигуру, что носить их могла позволить себе лишь женщина, весившая не более ста пятнадцати фунтов.