Книга Дом последней надежды - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. — Шину ответила не сразу. Она вообще предпочитала тщательно обдумывать каждое слово. — Вы громко беседовали. Вернее, не вы, но ваша матушка… не то чтобы у меня была привычка подслушивать… вы просили не уходить далеко.
Да? Почему? И почему я этого совершенно не помню? Иоко определенно опасалась матушки, но были ли эти опасения естественной робостью перед личностью доминирующего типа или же чем-то куда большим?
— Расскажи, — попросила я.
— Она пришла за деньгами…
— И я их отдала?
— Почти все, госпожа. — Шину склонила голову. — В первый месяц, когда я была здесь… вы сказали, что иначе ваша матушка лишит нас крова.
Шантаж.
И Иоко поверила… потому что знала больше моего?
— А она может? — уточнила я. — И прекрати называть меня госпожой…
— Не знаю.
И вновь молчание.
Отвар хорош. Успокаивающий, если не ошибаюсь, и мне он необходим. Нам обеим, поскольку разум остывает от гнева, а тело перестает дрожать.
— Как правило, когда уходит мужчина, то имущество его все переходит к ближайшему родственнику мужского пола…
— А если таковых нет?
— Обычно находятся. — Шину усмехнулась.
Понятно.
На двадцать три тысячи золотом определенно отыскались бы желающие, пусть и не ближнего круга, но какой-нибудь пятиюродный племянник…
— Но покойный способен сам назначить исполнителя своей воли. — Шину провела пальцами по шелковому рукаву. — И нигде не сказано, что этим исполнителем не может быть женщина.
Логично. Более чем… то есть он мог бы оставить все матушке… но только ли матушке?
— А где хранят такие бумаги?
Шину задумалась, но покачала головой:
— У Наместника, и… и, госпожа, разумно ли будет искать правды? Быть может, нам…
— Переехать?
Мысль была здравой. Найти дом поменьше, пусть и не в столь тихом месте, но… дешевле. А главное, с хозяевами, которые настанут каждый месяц требовать все большую плату. Здесь подобные выверты не приняты. Но почему-то сама мысль о переезде казалась предательством.
Я не хочу бросать свой старый дом.
И память.
Пусть не мою, но… Иоко была счастлива в этом месте, а я постараюсь сделать так, чтобы и остальные… не счастье, это не в моих силах, но хотя бы дом и какое-никакое будущее.
— Нет. — Я покачала головой. — Значит, мы с матушкой громко разговаривали… о деньгах? И о том, что я желаю обратиться к исиго…
— Вы обратились, — уточнила Шину. — И вам отказали… вы очень разозлились тогда… я никогда прежде не видела вас такой…
Что ж, у любого человека есть свой предел.
— Вы обвинили матушку в том, что она… заплатила чиновнику. И пригрозили пойти к судье… правда, у вас не было денег…
— Матушка забрала?
— Чиновник, который пообещал вам помочь.
Час от часу не легче.
— И как это случилось?
— Он потребовал от вас внести залог… вы оставили деньги…
Дальше можно не продолжать, эти деньги исчезли, а чиновник, надув щеки, сказал, что понятия не имеет, о чем идет речь, что денег он никаких не брал и женщина лжет. Женщины всегда ведь лгут, натура такая…
— Матушка знала об этом?
— Не сомневаюсь. Она сказала, что… — Шину замолчала, подбирая слова, — что вы не настолько умны, чтобы… жить своей жизнью. И что, несмотря на ваши усилия, скоро мы все окажемся на улице.
Чудесно.
— И что тот чиновник — один из многих, кто жаждет обмануть женщину столь недалекую…
Я закрыла глаза.
Нет, определенно матушка меня в покое не оставит… и это ее упорство мне непонятно. Допустим, она выгодно продала Иоко замуж. Это еще можно объяснить, как и ее нежелание заступаться за дочь.
Бывает.
Принять блудную дочь домой? Это повредит репутации. Или дело не в репутации, но… она сослала меня в этот дом, подальше с глаз, надеясь, что здесь я, точнее, Иоко, не выдержав одиночества, придет к чудесной мысли о необходимости отправиться в монастырь, а она…
Но чем ей мешает дом?
Именно тогда, как поняла, появились разговоры про аренду.
Угрозы.
И тот чиновник… откуда она узнала? Вряд ли человек этот, будь он хоть в малом уме, стал бы распространяться о сыгранной с Иоко шутке. Здесь мздоимцев терпят, а вот обманщиков, как я поняла, не любят, тем паче если они на службе Наместника состоят и говорят его словом… да, он молчал бы, ибо одно дело слово против слова, и совсем другое…
А если Иоко проговорилась матушке о своем намерении?
Или не она, но…
Так, соглядатай в доме? Или за домом? Кто-то, кому поручено присматривать за домом и его хозяйкой. Посещение местной канцелярии не осталось бы незамеченным… а там отыскать чиновника, предложить ему что-то куда более ценное, нежели…
Смысл?
Есть он, я шкурой чую, не той нежной, что досталась бедной Иоко, но собственной, не единожды пострадавшей от подковерных игрищ. И дело вовсе не в родовой чести…
Что ж, в ближайшее время мне все же придется побеспокоить одного почтенного старца.
— Вы изволили разговаривать очень громко… вы умоляли матушку оставить нас в покое…
— А она?
— Она, — Шину низко склонила голову, — сказала, что отстанет, лишь когда спасет вашу душу от вечных мук…
Чудесно.
Монастырь и иные варианты не рассматриваются…
Я постучала пальцем по столу.
— Что-то еще?
— Вечером вам стало дурно, — сказала Шину. — Сперва вы решили, что это от переживаний, но после… я заварила вам водный корень, а Мацухито собрала другие травы. Вы сами сунули пальцы в рот, чтобы вызвать извержение нутра…
Поэты они здесь. И если я так поступила, то неужели подозревала неладное? Только поздно. Пары часов хватит, чтобы яд впитался… но… не слишком ли радикально? Одно дело мошенничество, и совсем другое — убийство.
Или…
— Спасибо, Шину. — Я поклонилась. — Ты очень помогла… и впредь, как ты думаешь, буду ли я права, отказав ей в праве заходить сюда?
— Этот дом принадлежит ей…
В том и проблема…
Несомненно.
Этот посетитель явился следующим днем, когда небо соизволило потемнеть. Местные вечера были скоротечны, как девичий век. Я отдыхала в саду. Пусть разум и тело восстановились после болезни, но все равно уставала я как-то слишком уж быстро.
