Книга В Обители Крыльев - Мари Бреннан

Визг мой эхом отразился от ледяных стен и резко оборвался – это веревка, обвязанная вокруг пояса, сделала свое дело и остановила падение. Выскользнувший из пальцев альпеншток отправился дальше, разведывать глубины трещины. Его удара о дно я не услышала, хотя, должна признаться, не слишком-то и прислушивалась.

Когда мне удалось перевести дух, я судорожно нащупала веревку, ухватилась за нее и подняла взгляд. И, к немалому своему ужасу, увидела ноги Чендлея, свисавшие с края трещины. Обрушение незаметного снежного моста застало его врасплох, а внезапный рывок при моем падении не дал ему возможности устоять на ногах. Как всякий опытный скалолаз, он попытался остановить скольжение, вонзив в снег альпеншток, однако обрести опору сумел лишь в последний миг, едва не упав в трещину следом за мной.

Спас нас упомянутый мною выше подарок от скалолазов, учивших восхождению на горы Тома, Сухайла и меня. Прежде чем мы покинули Ширландию, бесценная миссис Уинстоу вручила нам великолепную новинку собственного изобретения, с тех самых пор сделавшуюся неотъемлемой принадлежностью всех, кому предстоит ходить по льду, – привязываемые к подошвам башмаков рамки с направленными вниз шипами, цепляющимися за лед куда надежнее гвоздей-оковок с трехгранными шляпками и притом не передающими ступне так много холода. Приспособления эти назывались «кошками», а пары, подаренные нам миссис Уинстоу, были изготовлены из синтетической драконьей кости.

Позади, в одной связке со мной, шел Сухайл. Провалившись в бездну и едва не утащив за собою Чендлея, я могла бы увлечь вниз и мужа, если бы не его кошки. Благодаря их шипам, он сумел удержаться на ногах и вонзить острие альпенштока в снег, закрепившись на месте еще надежнее. Если бы Чендлей не удержался на краю и повис на веревке вместе со мной всею тяжестью, этого могло не хватить, однако лейтенант вовремя остановился, и Сухайл удержал нас.

Конечно, обо всем этом я узнала только после того, как вновь оказалась наверху, в безопасности. До этого мне оставалось лишь беспомощно болтаться на веревке, поскольку до стенок трещины было не дотянуться, а качнуться к ближайшей из них я не осмеливалась. Однако вскоре Чендлей поднялся на ноги, а к Сухайлу присоединился Том. Вдвоем они взялись страховать Фу, после чего наш йеланский товарищ, приблизившись к краю, спустил мне веревки и с помощью носильщиков поднял меня наверх.

Выбравшись из трещины, я не сразу обрела способность сказать хоть слово. Сухайл стиснул меня в пылких объятиях. Я, как могла, ответила ему тем же, не обращая внимания на боль в ушибленном боку. Помнится, в голову еще пришла довольно глупая мысль о том, сколь далеко я продвинулась со времен первого выштранского опыта спуска на веревке, однако в тот раз ребра вроде бы так не болели. В то время я отнесла это на счет разницы в возрасте, и лишь впоследствии поняла, что минимум одно из помянутых ребер, по всей видимости, треснуло – о чем, естественно, следовало предупредить остальных… но нет, похоже, от девичьей глупости мне не избавиться до самой смерти.

Пожалуй, Сухайл так и не выпустил бы меня из объятий, не окликни нас Чендлей, оставшийся по ту сторону трещины. Вспомнив о нем, я одернула одежды, кое-как улыбнулась остальным и сказала:

– Я там, внизу, огляделась в поисках других образчиков замороженных драконов… но, увы, ни одного не нашла.

Фу вытаращил глаза, очевидно, усомнившись, верно ли перевел мои слова. Том выругался и расхохотался. Чендлей же снова окликнул нас, интересуясь, как мы намерены выйти из положения.

Оставаясь в связке, трещины мы обогнуть не могли, а отвязываться после пережитого страха никому не хотелось. По счастью, совсем рядом края трещины сходились значительно ближе, и мы сумели организовать переправу, ну а поклажу затем перенесли в обход.

Примерно таковы были инциденты, замедлявшие путь. Не стану перечислять их все, поскольку отчет о нашем походе был напечатан многие годы назад в циркулярах Горного Клуба. Любой энтузиаст скалолазания, интересующийся подробностями, может найти сей отчет и вдоволь подивиться примитивному состоянию данного вида спорта в те времена и невероятной слепой удаче, позволившей нам остаться в живых. Для меня же следующий важный момент настал после того, как мы пересекли ледник, отпустили оставшихся носильщиков и вошли в ту небольшую долину, где Фу отыскал свой экземпляр.

* * *

Тут я должна сделать паузу, дабы подробно описать окрестности, поскольку далеко не все читатели знакомы хотя бы с топографией гор в целом, не говоря уж о данной конкретной местности, а между тем подробности жизненно важны для дальнейшего развития сюжета.

Гьяп-це – высочайшая вершина горной цепи, протянувшейся вдоль западных границ обитаемых земель Цер-нга, и горы более неприступной отыскать весьма затруднительно. Есть в мире горы повыше – в этом отношении Гьяп-це не претендует ни на какие титулы, но лишь немногие из них столь же зловещи на вид. Ее южный склон, на тот момент обращенный к нам, спускается книзу каскадом почти отвесных скальных обрывов такого темного цвета, что гора кажется почти черной, если только солнечный свет не падает прямо на нее. Льды и снега держатся лишь на крохотных каменных уступах, и их резкие, косые штрихи тогда помимо воли сложились в моем воображении в нечто наподобие лица: казалось, гора хмурится, злится, взирая прямо на нас. Силуэт ее имеет странную, необычную форму, очень похожую на башню, и башни более неприступной я не видала за всю свою жизнь. В последние годы ее пытались покорить трижды, но все три экспедиции потерпели неудачу, причем одна погибла едва ли не до последнего человека.

К счастью, нам подниматься на вершину было ни к чему. Нас интересовала долина у ее подножья, цирк между двух кряжей или хребтов, спускающихся книзу с Че-джа и Гьяп-це. Последний, по коему недавние экспедиции и пытались взойти на Гьяп-це, впоследствии был назван хребтом Дюмона – в честь начальника первой из них. Второй я, в честь нашего спутника и товарища, без какового никто из нас не попал бы в эти края, попыталась окрестить хребтом Фу. Под этим названием он ныне известен в Йелане, однако в Ширландии все мои попытки потерпели крах, и наши скалолазы предпочитают называть его хребтом Трент.

Фу и его соотечественники пришли сюда в поисках прохода через горы. Взглянув вверх, на седловину между двумя вершинами, я повернулась к Фу.

– Вы… думали… отыскать проход… здесь?!

Причиною моей одышки послужили усталость и разреженный воздух, но лишь отчасти. Седловина в том месте, где смыкаются склоны Че-джа и Гьяп-це, находится много ниже их вершин, однако куда выше долины внизу. Подобно южному склону Гьяп-це, спуск с седловины в долину почти отвесен – скорее это обрыв, нежели склон. Прямого пути из долины наверх не имелось. Хребет Дюмона также не примыкал к седловине вплотную; чтобы взобраться на нее с нашей стороны, следовало пересечь склон Гьяп-це поперек. Самый разумный (сие прилагательное так и хочется заключить в кавычки) маршрут пролегал по гребню хребта, ответвлявшегося от Че-джа, поперек ее склона, и далее – снова наверх, к седловине. Пожалуй, это было вполне по силам любому более-менее умелому скалолазу, но вовсе не всем и каждому.