Книга Скандал в семействе Уинтерли - Элизабет Бикон

— Д-доброй ночи, мисс Уинтерли, — запинаясь, пробормотал он и опрометью бросился за своими родителями, так и не задав вопрос, который собирался задать.

— Теперь, когда я видел вас во всем блеске горгоны, мисс Уинтерли, я чувствую себя польщенным, что заслужил всего лишь нахмуренные брови, — тихо произнес источник всех ее неприятностей, когда ушел последний из гостей.

— Доброй ночи, мистер Хэнкорт, — сердито ответила она.

— По вашему тону не скажешь, что вы этого хотите, мэм.

Мэм? Да как он посмел?

— Я желаю вам спать так, как вы заслуживаете, — сказала она очень вкрадчиво, чтобы он понял, что ничего хорошего его не ждет.

— Когда-нибудь нам придется поговорить, если вы не передумали насчет того, чтобы оставить прошлое позади, — предупредил он.

— Разве я говорила, что хочу этого? И потом, я не горгона.

— Я сказал, что вы хмуритесь так, что могли бы дать фору одной из них, но не имел в виду, что вы на нее похожи, мисс Уинтерли, — с серьезным видом заверил он.

— Наше мнение друг о друге не имеет значения.

— И это, наверно, хорошо, вы не думаете? — устало улыбнувшись, спросил он.

— В это время дня я стараюсь не думать, — ответила Ив с притворно скучающим видом. Его общество, похоже, взбадривало ее. Если и дальше так пойдет, она будет считать часы до рассвета.

— Тогда вам следует лечь в постель и отдохнуть, — заботливо сказал Кольм, но в его глазах мелькнула насмешка и еще что-то, куда более опасное. И почему она решила, что он добрый?

— Как только гости моего отца улягутся, я это сделаю, — ворчливо буркнула она. Грубость выдавала, насколько сильно волнение, вызванное общением с мистером Хэнкортом. Ее нервы постоянно были на пределе, поэтому сегодня она старалась держаться с ним холодно и равнодушно. На миг от горького и одновременно сладкого воспоминания о его поцелуе, призванном изобразить их мужем и женой, на глаза Ив навернулись слезы, но она тряхнула головой и не позволила им пролиться.

— Тогда позвольте, я подам вам свечу, мисс Уинтерли? — спросил он, изящно взмахнув рукой с длинными пальцами в сторону лакея, терпеливо ждавшего, чтобы подать им свечи и отправиться спать.

— Конечно. Вы можете идти, Гастингс.

Ив торопливо поднялась наверх, унося с собой несколько насмешливое «доброй ночи», сказанное ей вслед мистером Хэнкортом.

Глава 13

— Садитесь, пожалуйста, Хэнкорт, — сказал лорд Фарензе следующим утром, указав на кресло с другой стороны письменного стола.

— Спасибо, милорд.

Кольм вспомнил сны, одолевавшие его прошлой ночью, и разозлился на себя. Стоило ему ослабить контроль, как его мозг наполнил их недопустимыми фантазиями, и он с ненавистью думал, что сказал бы отец мисс Уинтерли, если бы узнал о них. Глядя на легкую улыбку на лице хозяина дома, он ждал, когда тот скажет, что ему нужно.

— Вы, наверное, считаете меня неучтивым за то, что я вызвал вас к себе?

— Полагаю, вы хотите что-то сказать и я здесь, чтобы это выслушать, милорд.

— Надеюсь, вы не сказали ничего лишнего, Хэнкорт?

— Нет, насколько это возможно, лорд Фарензе.

— Хорошо. Но я позвал вас не для того, чтобы сделать очередное предупреждение.

— Спасибо, — сухо ответил Кольм.

Он чувствовал себя так, словно отказывается от чего-то единственного в своем роде, и тем не менее решил не поддаваться страстному желанию использовать любую возможность, чтобы побыть в обществе мисс Уинтерли. У них не было ни взаимной потребности друг в друге, ни смелости, ни страсти, чтобы послать к черту прошлое и воспользоваться настоящим. Они не были влюблены и не стремились к этому настолько, чтобы найти способ преодолеть препятствия, разделявшие их.

— Я думаю, вам хотелось бы узнать, что я прочитал в дневниках своей покойной жены, тем более что это вы их обнаружили и некоторые страницы представляют для вас несомненный интерес.

Кольм задался вопросом, что хорошего можно почерпнуть из скандальных излияний Памелы, но предпочел ничего не говорить.

— Я прочитал их, а также бумаги, присланные сюда лендлордом после ее смерти, — сухо продолжил лорд Фарензе. — В них затрагиваются вопросы о действиях вашего отца, которыми никто не поинтересовался, когда они вместе с моей женой погибли, а также некоторые секреты, которые он отказался открыть даже Памеле, что, очевидно, вызывало у нее крайнее раздражение. Я попросил своего друга выяснить, когда исчезло ваше состояние и нельзя ли после стольких лет восстановить хотя бы часть.

Кольму была отвратительна сама мысль, что кто-то узнает всю глубину падения его отца, но он почти не сомневался, что у лорда Фарензе добрые намерения, пока Кольм избегает его дочь.

— Вы считаете, что я вторгаюсь в ваши личные дела? — холодно взглянув на него, спросил его светлость.

— Я не уверен, что мне надо знать, как мой отец промотал мои деньги, и не хочу, чтобы старый скандал разгорелся снова. Полагаю, вы тоже этого не хотите.

— Человек, с которым я говорил, настолько неболтлив, что его правая рука едва ли осведомлена о действиях левой.

Кольм перебрал в уме тех выдающихся представителей знати, в кругу которых вращался этот человек. За сэром Гидеоном Лорейном тянулся шлейф скандала куда более громкого, чем скандал с отцом Кольма, но, по слухам, этот бывший адвокат знал больше секретов, чем все правительство, вместе взятое. Если это его имя не хотел называть лорд Фарензе, то Кольму не стоило опасаться, что секреты его отца могут стать достоянием гласности.

— Я не хочу, чтобы моя сестра еще сильнее пострадала от глупости моего отца, — хмуро признался он.

— Однако, если есть шанс восстановить ваши права, вы должны им воспользоваться. Не думаю, что леди, у которой хватило мужества спасти своего брата с поля битвы, дрогнет перед лицом каких-то сплетен, если удастся вернуть вам обоим то, что должно принадлежать вам. Хотя бы ради нее вам надо без предубеждения прочитать бумаги моей жены.

— Я постараюсь, милорд.

— Это ни к чему вас не обязывает. У итальянского кабинета, что стоит в вашей комнате, только один ключ. — Лорд Фарензе протянул ему ключ. — Не потеряйте его и не оставляйте в замке.

— Ни один из нас не хочет, чтобы о бумагах вашей первой жены кто-то узнал. К тому же это удачный способ держать меня вдали от вашей дочери, пока Хэнкорты не покинут Даркмер, не так ли?

— Ив — моя первейшая забота.

— А для меня моя сестра, — сказал Кольм.

— В тот день, когда вы возьмете на руки своего первенца, это изменится, — предупредил его светлость, как будто это все объясняло.

Кольм решил, что в отношении первенца хозяин дома прав, и приказал своему дурацкому воображению не подсовывать ему образы Ив Уинтерли, устало улыбавшейся ему с их супружеской постели, когда сиделка давала ему подержать их первенца. Они вызывали боль, острую, как удар кинжала.