Книга Мамаево побоище. Русь против Орды - Юрий Корчевский

Не смог Мамай удержать в тайне подготовку к походу на Москву, не получилось использовать фактор внезапности. И это были первые его ошибки, приведшие затем к падению и гибели.

Меж тем прибыл гонец от мурзы Барнабы, известивший Мамая, что пришли суда из Генуи, доставившие копейщиков. Четыре тысячи тяжеловооружённых и хорошо обученных воинов представляли серьёзную силу. Это не русские холопы с топорами. Копейщики, выставленные на поле боя во много рядов, способны остановить конницу.

Хан отправил гонца назад с повелением кораблям идти вверх по Дону, насколько это будет возможно, и выгружаться на берег «по правую руку».

С прибытием генуэзцев подготовка к походу вошла в последнюю стадию. Хан послал гонцов и в Литву и в Рязань, известив о точном месте сбора войска на верхнем Дону. Прибыть туда войска должны были к началу августа.

Мурзы осторожно посоветовали задерживать купцов из Московии и союзных княжеств, но Мамай презрительно отмахнулся. У него собирается такая сила, что Дмитрию не устоять. А может — даже и лучше, если купцы или другой люд сообщат князю Московскому о большом количестве воинов, собирающихся в одном месте? Может, убоится Дмитрий вступать в бой, пришлёт дань и посольство с дарами?

Мамая беспокоило сейчас другое. Тохтамыш занял Сарай, и войско у него сильное. Лазутчики его доносили, что не меньше половины войска Тохтамыша — из числа нукеров самого Тимура. Пока ещё Восточная Орда была под Тохтамышем, а западные улусы — под Мамаем. Но вдруг Тимур, этот Железный Хромец, пришлёт ещё войск, и Тохтамыш отважится ударить по Крыму, его вотчине, или хуже того — в спину? Войска Мамая ударят по Дмитрию и получат предательский удар в спину? Двойного удара он не вынесет. Было о чём поразмышлять. И чем меньше времени у него оставалось до намеченного выхода, тем тревожнее было на душе.

Из Кафы прибыли генуэзцы — посольство от консула. Сообщили запоздалые сведения о прибытии копейщиков и, главное, привезли деньги. Однако же, ссылаясь на распоряжение консула, выставили условие. При победе Мамая хан обязуется отдать Генуе право взимать с русских княжеств, в том числе и Московии, дань.

Мамай едва не вспылил, услышав эти слова, но сдержал себя. Что они о себе думают, эти генуэзцы? Земли им в Крыму, на побережье, отданы, торгуют в Орде беспошлинно — теперь дань с Руси получать! Да сколько Орда существует, ей платили. Русь — курица, несущая золотые яйца. Как можно отдавать доходы, от которых зависит благополучие Орды?

Однако и купцы, эти презренные гяуры, хорошо знали ситуацию в Орде. Они начали говорить о Тохтамыше, о войске Тимура, о том, что копейщики, не получая денег, могут не сойти на берег.

— Так ведь они бесстыжие бестии, ничего святого, — убеждал посол Мамая. — Могут и к Тохтамышу примкнуть, с них станется.

Своих пешцев у Мамая не было, и он, скрепя сердце, подписал кабальный договор. Проклятые генуэзцы, опутали по рукам и ногам, как путами. Как паук — паутиной муху.

Но хан был себе на уме. Решив сначала разделаться с Дмитрием и захватить богатые трофеи, а затем повернуть войско на Тохтамыша, Мамай рассчитывал на наёмников, которым можно будет заплатить из захваченного русского золота и серебра, а также на союзников. За совместный поход против Тохтамыша можно пообещать Ягайле Псков, Смоленск — да почти все западные земли. Не устоит Владислав перед таким кушем. А Олегу Рязанскому посулить все земли княжества Московского. Разделавшись с Дмитрием и Тохтамышем, силой изгнать фрягов из Крыма. Кто тогда вспомнит о договоре? Жизни бы свои спасти!

А перекроив Русь по своему, ханскому желанию, уже взимать дань. С того же Олега Рязанского, княжества Владимирского, Тверского — да мало ли княжеств на Руси? Велика и богата Русь, на его век хватит и потомкам его останется.

Размышления князя прервал посол фряжский.

— А если, да простит мне хан столь дерзкие слова, не удастся одолеть Дмитрия? Чем тогда мы возместим убытки?

Хан задохнулся от такой наглости. Но эмоции — плохие помощники в переговорах. И хан напустил на себя невозмутимый вид.

— Это невозможно, войско моё велико.

— Мы не сомневаемся, великий хан, но мы люди торговые. Риск есть, и свести его надо к минимуму.

— Что ещё?

— Надо подписать ещё один договор. В случае неудачи Генуя получает права на все земли побережья, включая греческие колонии.

Деваться Мамаю было некуда. Проклятые фряги обошли, запутали. Но ничего, придёт ещё их черёд, поглумится он над ними! С консула его люди кожу с живого спустят, а послов он велит сварить в котле с кипящим маслом.

Представив себе эту картину, Мамай улыбнулся. Что такое бумаги? Они могут сгореть в огне, их можно порвать и клочки пустить по ветру, их могут изгрызть мыши, съесть тлен. Земли, победы, золото — вот непреходящие ценности.

И хан, кивнув в знак согласия, поставил свою подпись и отпечаток перстня на пергаменте.

Пятясь к выходу, послы начали благодарить хана за мудрость.

Хан проводил их злобным взглядом раскосых глаз.

«А может, собрать всю силу и сделать неожиданный ход? Повернуть войско на восход и ударить по Тохтамышу? Дмитрий на Орду не пойдёт, соберёт войско, постоит у Коломны, на Оке, и распустит ополчение. Пожалуй, нет. Во-первых, нужно примерно наказать Русь, чтобы не потерять лицо. А во-вторых, нужна победа. Только тогда за ним пойдёт Литва. После поражения Бегича все только и следят — чем и как ответил он, Мамай! И если двинуть войско на Тохтамыша, Литва и Рязань и многие государи воспримут такой ход как делёж власти, продолжение замятии», — думал Мамай.

Глава 6 ЯГАЙЛО

Первую неделю после восшествия на престол Великого княжества Литовского Владислав, князь Витебский, был рад, ликовал. Сбылась воля отца, Ольгерда, завещавшего престол именно ему, а не любому из одиннадцати его братьев или дяде Кейстуту. А ведь мог!

А потом навалились дела и заботы княжеские. С запада напирал Ливонский орден — рыцари ливонские постоянно вторгались в его земли. Однако на охране границ и земель в Жемайтии стоял с войском дядя его, Кейстут. Дядя его был воином знатным, полководцем умелым, мужем достойным, с которым немецкие бароны считали за честь состязаться в благородстве.

Кейстут стоял на рубежах твёрдо, не уступая тевтонцам ни пяди литовской земли. В самом же княжестве были раздор и смута. А как иначе? Вон сколько братьев, у каждого свой удел, и каждый почти считал себя обиженным, обойдённым. Хоть тот же Андрей Полоцкий. Большая часть — четыре пятых — территории была присоединена захватом, и большая часть людишек были православные, тяготевшие к Москве.

Вот уж кого Владислав ненавидел больше, чем тевтонских рыцарей! Почти каждый день ближний боярин Войдыло нашёптывал Ягайло, что надо искать союзников воевать Москву. Войдыло, некогда холоп Ольгерда, возвышенный отцом до боярского звания, имел в Литве большой вес — едва ли не больший, чем Кейстут. Хотя он прославился интригами, а самое главное — умел предугадывать желания великих князей и усердно исполнять их. Местные жители втихую ненавидели Войдыло, но поделать ничего не могли.