Книга Замороженный мир - Дмитрий Емец

Рина вскочила коленями на спину Ядвиге. Школа Меркурия. Правда, Меркурий делал это на скаку.

– Видишь над цветком нечеткий контур? – спросила снизу Кавалерия. – Хотя нет, отсюда ты ничего не увидишь – окошко маленькое, примерно с ладонь! В те мгновения, когда цветок пульсирует, окно приоткрывается.

– Вы видели, как оно отворяется? – жадно спросила Рина.

– Нет, потому что это не окно, а крошечный проход, в который не протиснуться и кошке. А за ним такое же небо. Но все же порой глаз успевает ухватить несостыковку, словно все предметы разом кидаются на свои места, пытаясь внушить тебе, что они были здесь всегда…

– Как вы узнали о нем?

– Случайно. Цветок запульсировал, и вдруг из пустоты появилась бабочка. Просто влетела – и все, а через секунду уже присоединилась к остальным. А в другой раз мне показалось, что изменился рисунок неба. Появилось какое-то новое облачко, плывущее против ветра… Всего на миг. Видимо, это было другое облако, из другого мира!

– И куда ведет это окошко? За Вторую гряду? За Третью?.. Хотя, наверное, не за Третью, ведь тогда влетевшая к нам бабочка была бы живой закладкой.

– Не знаю, – честно ответила Кавалерия.

– Но ведь у вас есть уникум! Рука! Вы могли бы что-нибудь там нашарить! Понятно, что шарить пришлось бы вслепую, но если немного постараться…

Со спины Ядвиги лицо Кавалерии было не разглядеть, но Рина интуитивно ощутила, что брякнула что-то не то. Кавалерия сделала резкое движение.

– Нет, милая моя! – ответила она сухо. – Твоя теория хромает на всю логику! Этого я делать никогда не буду! Жалею, что вообще упомянула при тебе об окне. И вообще кое-кому пора отвести кобылу в пегасню.

Рина выпутала Ядвигу из живой изгороди и, поправив сбившийся недоуздок, повела ее в денник. Ядвига упрямилась. К ее верхней губе прилипли радужные крылья бабочки – точно маленькие усики. Кобыла высунула язык, облизнулась – и крылья исчезли.

* * *

Рина заперла Ядвигу в деннике и вышла из пегасни. На площадке у ворот, где Кузепыч обычно парковал шныровский микроавтобус, стоял Макар и, разинув рот, смотрел в небо. Лицо у него было ошеломленное, руками он защищал голову.

– Беги отсюда! Не стой! – заорал он на Рину.

– А что такое? – не поняла Рина.

Рядом неизвестно откуда возник Кузепыч.

– Бабка ежика!.. Тут колесо запасное лежало! Диск новый, новая резина! Куда ты его дел?! – взревел он, обращаясь к Макару.

– Колесико? Да, было такое! – сдавленно согласился Макар, показывая пальцем, где искать новый диск и новую резину. – Сейчас вернется!

Кузепыч задрал голову, пытаясь различить в небе точку размером с песчинку. Это и было то самое пропавшее колесо, которое, достигнув предельной высоты, спешило теперь вниз. Кузепыч взревел и, схватив одной рукой Рину, а другой Макара, рванул к стене сарайчика, в которой усматривал хоть какую-то защиту.

– Сдурел? Оно же тебе на голову сейчас шибанется! – прорычал он.

– А че такое? Я не думал, что так будет. Я льва испытывал! – заявил Макар и, оправдываясь, выдал себя с потрохами: – Со старой закладкой выше пятого этажа никогда не подлетало, а тут…

Кузепыч, взревев, наградил его подзатыльником. Колесо ударилось в землю сразу за оградой ШНыра, оглушительно лопнуло и, кувыркаясь, отлетело на луг. Макар, скуля, кинулся за ворота догонять.

– Двадцать дежурств! Так вот почему у меня диски вечно гнутые были! – летели ему вслед праведные вопли.

Осторожно поглядывая в небо, в которое Макар от обилия ума мог запулить и еще чего-нибудь, Рина продолжила свой путь. Фигурки на нерпи заряжались теперь в любом месте ШНыра. Стоило приблизиться к лабиринту хотя бы до уровня накрененной сосны, как нерпь вспыхивала, и лев, пегас, русалка, сирин и кентавр становились горячими, почти раскаленными.

Да и сама ограда ШНыра стала во многом условностью. Если прежде границы проходили по линии забора, то теперь забор стал украшением территории. Обновленный ШНыр захватил и ржавый, неизвестно кому принадлежащий гараж на взрытом холме у поля, и старую территорию кладбища пегов за речкой.

Старшие и средние шныры втихомолку осваивали новые возможности. Вроде бы хорошо, что ШНыр стал больше, но одновременно это стало серьезной проблемой. Раньше, чтобы потихоньку удрать в самоволку, требовалось спрыгнуть с забора в противоположную сторону, и все. А теперь, когда забор был уже на территории, правило перестало работать и приходилось зайчиком скакать по полю, собирая репьи и колючки. Некоторые ухитрялись прыгать так минут по пятнадцать, прежде чем нашаривали постоянно меняющуюся границу. Отмечать ее канавкой или чертой на земле было бесполезно.

– Кузепыч, может, нам как-нибудь заборчик переставить? – как-то предложила Кавалерия.

Кузепыч передернулся. Это он пытался выдумать язвительную шутку, но от злости не мог.

– Ну ясельный пень, переставим! Сейчас у нас, бабка ежика, полтора километра бетонных секций! А нужно два километра восемьсот! Километр триста метров бетонных секций докупим, на тележке сюда довезем, и я в то же утречко все лопаточкой вкопаю!

Кавалерия поначалу благосклонно кивала, наивно одобряя намерение завхоза перевезти полтора километра бетонных секций на садовой тележке, но вскоре красное лицо Кузепыча и его сжимавшиеся и разжимавшиеся пальцы-клешни подсказали ей, что не так все просто.

– А, понимаю!.. У нас, наверное, опять денег нет? – спохватилась она.

– Почему денег нет? Полно денег! Все забирайте! – отвечал разгорячившийся Кузепыч и принялся выгребать из карманов мелочь и немногочисленные скомканные бумажки.

На звон монеток из кухни, грозно подбоченившись, выглянула Суповна, и завхоз трусливо удрал, преследуемый воплями, что «он тут деньгами сорит, а дети холодными слезами плачут и просят два мешка лука!».

Рина вспомнила, что Суповна обещала ей еду для Гавра. Она заскочила в столовую и взяла у Суповны жилы, пленки, кости и прочие мясные отходы.

– И кашу возьми! В пакет переложи и чудище своей дай! – крикнула ей вдогон Суповна.

– А что с кашей? Подгорела? – удивилась Рина, что Суповна так расщедрилась.

– У меня каши не подгорают! Гоша ваш недоубитый кусок мыла туда столкнул! Вот уж кого я когда-нибудь точно доубью! – крикнула Суповна в глубь кухни.

В ответ что-то обреченно забрякало кастрюльками.

– И это вот тоже возьми! – Суповна достала откуда-то огромную говяжью кость и швырнула ее в кашу с такой энергией, что к потолку подлетел фонтанчик брызг.

– Спасибо, – сказала Рина, вытирая кашу с носа.

– Да не за что! – просияла Суповна. – Как чудища твоя – выросла на шныровских-то харчах?

Гавр действительно рос не по дням, а по часам. На груди его бугрились мышцы, на клыки было страшно смотреть, а когда, собираясь взлететь, он делал первый резкий взмах крыльями, – сносило с ног. Если раньше Гавр как гиеленыш-подросток боялся взрослых гиел и сразу прятался, увидев их в небе, то теперь начинал задираться и призывно выть так, что Рина боялась за него. Ведь награду, объявленную Гаем за смерть выросшего у шныров гиеленка, никто еще не отменял.