Книга Аэрофобия 7А - Себастьян Фитцек

Какой нелепой была его попытка оттянуть неизбежное. Какие аргументы он мог противопоставить опухоли и невыносимым болям?

– Всего одну зиму, милая. Я хочу тебе кое-что показать. Ты знаешь, как выглядит замерзший мыльный пузырь? Это очень красиво. Самый хрупкий в мире елочный шарик, при минус шестнадцати градусах он за секунды покрывается мерцающими звездами. Тебе очень понравится, Катарина. Давай подождем до зимы, еще полгода, а потом…

– Я не хочу умирать, когда холодно, – возразила она и закрыла глаза.

Он молчал. Растерянный, уставший, печальный. В своем бессилии он остался сидеть на краю кровати, уставившись на бокал, который Катарина сжимала в руке, хотя – как он заметил спустя какое-то время – уже заснула.

Матс подумал, что нужно забрать у нее бокал. Выплеснуть яд, сорвать ее планы. Или хотя бы отложить.

Но даже на это ему не хватало смелости.

– Мне очень жаль, милая, – наконец сказал он и поднялся. Его последние слова, обращенные к жене. Прежде чем он поцеловал ее, вставил в бокал соломинку и покинул дом. Испытывая ярость, боль и усталость после долгой борьбы, в которой он хотел поддерживать Катарину до конца. А на самом деле оставил ее в последние часы. И направился совершить самое гнусное и мерзкое в своей жизни…

– Извините?

Матс открыл глаза.

Запах, перенесший его в прошлое, исчез. Сиденье у окна по-прежнему пустовало, зато в проходе стояла стюардесса, склонясь к нему.

– Вы не могли бы перевести ваш сотовый в беззвучный режим? – спросила она, и Матс лишь сейчас заметил, что его подсознание подавило сигнал вызова.

– Он постоянно звонит, а другие пассажиры хотят спать.

Глава 24

– Где вы были, доктор Крюгер?

Матс пропустил два первых звонка и ответил лишь на третий, когда вернулся наверх в скай-сьют. Он поддался нелогичному, но непреодолимому желанию разговаривать с шантажистом в закрытом помещении, как будто это могло дать ему больше контроля над ситуацией. Поэтому он стоял сейчас в спальной зоне перед кроватью и старался не кричать.

– Я следовал вашим сумасшедшим указаниям.

– Это вы? Или пытаетесь шпионить за мной? – спросил голос.

Матс закрыл глаза.

Нападение. Прищемленные пальцы.

Видимо, они – кто бы они ни были – следили за квартирой Неле и напугали Фели.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Нет? Ну хорошо, все равно вы ничего не сможете сделать. Что бы ни пытались. Лучше не тратьте время, иначе Неле…

Матс энергично перебил Джонни:

– Как у нее дела?

– Плохо.

– Мерзавец, я хочу поговорить с ней…

– Не получится. У нее схватки.

Господи, пожалуйста…

– Она… ей… ей оказывают помощь?

– Она не одна, если вы это хотите знать. Но тип, который присматривает за ней, не дипломированный акушер. Скорее наоборот, если вы понимаете, о чем я. Он не раздумывая убьет вашу дочь и младенца, если вы не выполните свою задачу, доктор Крюгер.

Матс сглотнул.

– Зачем вы это делаете? Зачем заставляете меня так мучить мою бывшую пациентку?

– Заставляю? Вы не обязаны этого делать, если считаете, что жизни 625 пассажиров и ваша собственная дороже жизни вашей дочери. И младенца, конечно. Думаю, он скоро появится на свет.

Матс нервно схватился за лицо. Он практически чувствовал красные пятна волнения, которые покрывали его щеки и шею.

– Послушайте, почему мы не можем спокойно все обсудить?

– Мне кажется, мы как раз этим и занимаемся.

– Нет. Это какое-то сумасшествие. Реактивировать травму Кайи – это одно. Но вы хотите, чтобы она реализовала свои фантазии о насилии? Захватить самолет не так просто, даже для стюардессы.

Джонни захихикал.

– Предоставьте это мне.

– Но…

– Вы узнаете заблаговременно. Все, что вам нужно делать, – это выполнять указания. Доктор Крюгер, вы уже посмотрели видео из спортзала?

Он тяжело вздохнул.

– Я знаю видеозапись со дня той бойни.

– Вы посмотрели ее до конца? – уточнил Джонни.

– Нет, мне помешала Кайя.

Шантажист обрадовался, что раздражало Матса.

– Фрау Клауссен видела, что идет на канале 13/10?

– Мельком, она…

– Хорошо. Очень хорошо. Она должна посмотреть целиком.

– Какой от этого толк?

Матс подошел к двери спальни и прислонился лбом к металлической фурнитуре, чтобы охладиться.

– Вы это узнаете, когда увидите конец. Поверьте мне.

Шантажист собирался положить трубку, поэтому Матс заторопился:

– У меня еще один вопрос.

– Что?

– Все это имеет какое-то отношение к моей жене?

Пауза.

На мгновение он снова почувствовал запах духов Катарины, но это, конечно, была лишь обонятельная фантазия его перенапряженного мозга.

– С чего вы взяли?

– Я… я не знаю. Вскоре после взлета мне показалось, что я ее видел.

И тип, который занял мое место, оставил на сиденье ее духи.

– Нет, доктор Крюгер, – ответил шантажист. – Это никак не связано с вашей женой. Я вас уверяю. Я очень сожалею, что ей тогда пришлось умереть в одиночестве. Будет жаль, если с Неле произойдет то же самое.

Матсу показалось, что он провалился на сотни метров, но самолет не менял высоты. Следующие слова он услышал сквозь шум в ушах, словно опять сидел в 47-м ряду и вдыхал спертый воздух экономкласса.

– У вас осталось восемь часов и семнадцать минут полета. Используйте каждую секунду. Еще раз посмотрите видео из спортзала от начала и до конца. Тогда вы поймете, как надавить на Кайю.

– А после того, как я это сделаю?

– Затем ничего не нужно. Просто ждать.

– Чего?

– Ну как чего? Крушения, конечно. – Джонни развеселился. – Доведите Кайю Клауссен до края ее душевной пропасти. Все остальное произойдет само собой.

Глава 25

Фели

Осунувшиеся лица, воспаленные глаза, худые, почти изможденные тела, люди со сложенными на коленях руками и устало поникшей головой.

Проходя по комнате ожидания и разглядывая пациентов клиники в Веддинге, Фели не могла отделаться от мысли, что своим заработком все сотрудники больницы обязаны личным трагедиям людей. Раковые опухоли, которые закреплялись в легких и пускали метастазы, резистентные к лучевой терапии, заболевания иммунной системы, лечение которых стоило как небольшой автомобиль. Конечно, это было несправедливо и цинично. Точно так же можно было бы утверждать, что полицейские извлекают выгоду из преступлений. И все равно Фели показалась подозрительной сдержанная роскошь, которая встретила ее за электрическими раздвижными стеклянными дверьми, ловко интегрированными в старое здание фабрики и не выглядевшими при этом чужеродным телом на фоне старинной кирпичной стены. Черно-белые фотографии на стенах на пути к регистратуре напоминали о первоначальном предназначении бывшей типографии – переоборудованная в клинику, она в основном использовалась сейчас профессором Андре Клопштоком, который лечил здесь хронических больных и обреченных на смерть.