Книга Невидимое Солнце - Константин Костин

Я сам решительно ничего не понимал! Для верности я посмотрел на флаг «Генерала Деникина». Ну свои же!

— Пушка! — завопил Монетка. — Они наводят пушку! Зачем?

— Думаю, они будут стрелять, — мрачно произнес капитан.

И он не ошибся. Прогремел выстрел. Снаряд, подняв сноп брызг, взорвался перед носом «Юрия Гагарина».

— Повторяю: сдавайтесь, или мы вас потопим. У вас минута на размышления.

Как назло, корабль находился сбоку от нас, вне сектора поражения торпедных аппаратов или ракетных установок. Для последних — я так подозреваю, еще и слишком близко. А еще я подозреваю, что капитан эсминца — не такой олух как мы, и специально занял такую позицию, чтобы расстрелять нас, ничем не рискуя. А мы — ротозеи.

— Ссучились, падлы! — заорал карманник, хватая автомат. — Развели нас, как лохов последних!

Охранник начал натягивать бронежилет.

— И зачем? — поинтересовался я. — Думаешь, от такого калибра он тебя защитит? Или просто хочешь потонуть побыстрее?

Капитан повернул тумблер, заглушая моторы. Сдаемся.

Мы вышли на крыло экраноплана как раз тогда, когда «Генерал Деникин» начал разворачивать орудийную башню, чтобы потопить бесценный аппарат. Подняли руки. Сдаемся.

Так наши мечты осуществились. Частично. Во всяком случае — мои. Я смог помыться и постирать одежду. Правда, в камере, где, к счастью, был душ. Ремень и даже шнурки отняли, и я бродил из угла в угол, придерживая спадающие штаны. За время злоключений я сильно исхудал! Побриться тоже не удалось — предоставить бритву никто не позаботился. Хотя бы нормально кормили и я спал в нормальной кровати. Хотя, какой кровати? На жестких тюремных нарах, но с подушкой и одеялом.

Да, мы опять попали в заточение. Нас содержали раздельно друг от друга, я лишь один раз видел Монетку, когда меня вели на допрос, а его, похоже — с допроса.

Допросы, да. Выдернуть на допрос могли в любое время дня и ночи. И я раз за разом рассказывал свою историю. Стоило мне вспомнить новую подробность, или упустить что-то из сказанного ранее, комитетчик заострял на этом внимание и сыпал десятками дополнительных вопросов.

Вскоре допросы вообще превратились в ответы на вопросы, как относительно моих злоключений, так и моих невольных соратников. Если про себя я говорил все, ничего не утаивая, то что делали каторжники до момента моей встречи с ними, я знал только по их рассказам. То есть очень немного. Моментов, которые особенно заинтересовали комитетчиков, хватало: предательство полковника Грачева, черти в Скагаранском Халифате, в основном — Киниш, отдельно — фигура в балахоне, старый потомок Великого Хана, именем которого я даже не поинтересовался, порт Первый.

На очередном допросе, кроме следователя, присутствовал пожилой мужчина среднего роста в узких очках в металлической оправе. Меня уже никто ни о чем не спрашивал. Говорил он.

— Старший лейтенант Грачев, если вы еще не догадались — я и есть Ярцев Евгений Борисович, Председатель Комитета по Делам Инопланетян, временно исполняющий обязанности Генерального Председателя Совета, поскольку он… вероятнее всего — в плену. У нас больше нет оснований не доверять вашей истории, и я хотел бы предложить сотрудничество.

Я только развел руками. Что я мог ответить? Если сотрудничество подразумевает вбить гвоздь в крышку гроба скагов, то я и так рад. Если наоборот, в планах ВРИО сдать остатки наших сил, людей и городов — вряд ли мне бы оставили выбор.

— Мы хотим, чтобы вы выступили на совете старейшин Города Башен, — продолжил Ярцев. — Или мы нанесем ответный удар, или нашисты… ну, конечно, не сотрут нас с лица планеты, но территориально мы потеряем очень сильно. Хотя, потом — все равно нам конец. С нашим мнением перестанут считаться, и, рано или поздно, повторим судьбу скагов — окажемся в жопе, начнем продавать своих детей в рабство, чтобы было на что пожрать. Но, к моему глубокому сожалению, нас осталось слишком мало… без помощи скагаран Города Башен мы не сможем дать достойный отпор. Нам жизненно необходимо перетянуть инопланетян на нашу сторону, и, я очень надеюсь, ваша речь сильно поможет…

— Это запросто, — улыбнулся я. — Это я хоть сейчас!

Оказалось, далеко не все так просто. Меня перевели уже в нормальную комнату. Целые апартаменты! С огромной кроватью, ванной и даже бритвой! Не могу сказать, что я перестал быть пленником — у дверей стояла вооруженная охрана, но впервые с момента, когда чертов скаг подорвал себя на центральной площади Грачевска, я почувствовал себя человеком! Сложно поверить, но со времени, когда мы с Виталиком лопали шашлык в джипе, прошло почти три месяца! А я помнил этот день, как вчера.

Допросы прекратились, но это не означает, что надо мной перестали издеваться. Теперь пытка стала очень изощренной: речь о моих злоключениях подверглась сильной редакции. Эпизод с расстрелом нелегалов исчез, как и предательство Грачева, как и сын Киниша, как и майор-разведчик. Посему получалось, что мы, преисполненные исключительно благородных чувств, везли умирающего Калаша на встречу с его сыном, но скаги напали на нас, вырезали почетный эскорт… просто потому, что им нравится убивать людей! Калаш пытался образумить своих сородичей, науськанных янкелями, но Киниш, попав под влияние коварного врага, убил отца своей собственной рукой. В плену мы практически ежечасно подвергались изощренным пыткам. Американцы бродили по Скагаранскому Халифату едва ли не сотнями, указывая скагам, как жить и что делать. Затем мне удалось сбежать. На Сигнальную я поспел как раз к моменту, когда скаги жестоко разделывались с людьми и я просто вынужден был их убить. И не троих, а десятерых. И не из Калашмата, а голыми руками. По этой части речи если какие вопросы и могли возникнуть у рогатых — зачем нам вообще нужна армия, если у нас есть целый я, который стоит, как минимум — штурмовой бригады?

Встречу с потомком Коноша несколько раз пытались по-всякому обыграть, пока вовсе не отказались от ее упоминания. Наконец, я встретился с бежавшими шахтерами (не каторжниками!), объединившись, мы отбили у злостных американцев порт, без упоминания названия и прибыли в Город Башен, где нас радушно приняло собственное правительство в изгнании. В конце я призывал скагаран вспомнить заветы Тилиса, Единого В Трех ликах, и спасти их собратьев от тлетворного влияния НАШ, наставить на путь истинный.

Отредактированная речь заучивалась назубок, повторялась десятки и сотни раз под наблюдением Тарасова и еще нескольких сотрудников посольства. Ставилась, как спектакль. Здесь — громче, тут — тише. В этом месте вздохнуть, а в этом — сжать кулаки.

До этого я выходил на сцену всего один раз, в школьном спектакле, и то играл дерево. Сыграл так себе. Но помощник Председателя убедил меня, что раскрыть персонажа в роли со словами может любая бездарность, а я, раз смог сыграть героя без слов, то во мне кроется настоящий талант! На том представлении люди в самом деле плакали, вставали и выходили из зала, но у меня сложилось ощущение, что к моему таланту это имеет весьма посредственное отношение.