Книга Короли океана - Гюстав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего такого, что тебе было бы не по душе, брат, – отвечал тот с улыбкой. – Да ты и впрямь в сорочке родился, как поговаривают старые кумушки. Все складывается для тебя на удивление удачно. Сама судьба на твоей стороне – обделывает твои делишки наилучшим образом.
– Как это? Выкладывай, да поживей!
– Сам посуди. Сеньор дон Блаз Саласар, граф Медина-дель-Кампо и герцог де Лa Торре… ох уж мне эти чертовы испанцы – пока выговоришь все их имена да титулы, язык сломаешь!..
– Не томи же!
– Ну так вот. Этот самый сеньор, кажется, доводится закадычным дружком нашему королю, его величеству Людовику Четырнадцатому, ведь не случайно он торчит у него при дворе уже бог весть сколько времени…
– А мне-то что с того?
– Терпение, дружище! Я и говорю, этого самого дона Блаза, и прочая и прочая, видимо, назначили вице-королем Перу по велению испанского короля, его государя, питающего к нему совершенно особое уважение.
– А мне-то какой от этого прок?
– Такой, что ты и не представляешь. Хотя французский король воюет с испанским, господин Кольбер получил приказ милостиво предоставить в распоряжение сеньора дона Блаза, и прочая… фрегат «Пор-Эпик» да снарядить его в Перу. А господин Кольбер решил по случаю использовать этот самый фрегат для слежки за берегами Испании… Да ты слушаешь меня или нет?
– Я весь внимание, да только вот ни черта не пойму!
– Потому что ни черта не хочешь, хотя все ясно как божий день. Министр не посмел ослушаться королевского приказа, договорился с управляющими Вест-Индской компании, и те известили капитана Гишара, чье судно готово к отходу, что ему надлежит взять к себе на борт и доставить на Санто-Доминго, причем со всеми почестями, достойными его ранга, графа Медина-дель-Кампо, новоиспеченного вице-короля Перу, с домочадцами. Так что на борту «Петуха» все подготовлено к приему важных пассажиров. И по приходе судна на Санто-Доминго господину д’Ожерону, губернатору французской части острова, будет проще простого препроводить графа в целости и сохранности, вместе с его свитой, на испанскую территорию.
– Ты точно знаешь?
– Точнее не бывает. Я все узнал от самого графского камердинера, этого индюка надутого, – выступает завсегда только боком, откуда ни глянь.
– Отлично! – воскликнул Олоне. – Я так и думал!
– Ты?
– Да, нутром почувствовал! – живо откликнулся наш герой, радостно потирая руки.
– Да ну! Быть того не может!
– Еще как может, – продолжал молодой человек, рассмеявшись, – тем более что я тоже отправляюсь вместе с ними.
– Ты?
– Да. Вот послушай и сразу все поймешь.
И Олоне поведал другу историю о том, как он нанялся на борт «Петуха».
Питриан слушал его не то что с удивлением – с полным недоумением.
– Все едино, – молвил он, недовольно мотнув головой, – ты не прав. От своей любви ты совсем рехнулся. И заведет она тебя бог знает куда!
– После нас хоть потоп! – решительно заявил наш герой.
– Ты рассуждаешь как осел, но ты мне друг. И я не скажу тебе ни слова поперек, хоть ты и подвел меня, не предупредив о своих делах.
– Что-то не пойму я тебя, Питриан.
– Хватит! Все и так ясно, еще сочтемся.
– Нет уж, сам ты рехнулся!
– Ан нет, не я, а ты. Ладно, идем, пора отсюда убираться.
С этими словами он встал, бросил на стол пару монет за бутылку вина, которую едва почал, и они вдвоем вышли из кабачка…
Олоне не нарушил уговора с Гишаром. В назначенный час он прибыл на борт «Петуха» и предстал перед капитаном. Началась подготовка к выходу в море. Одни матросы кинулись к брашпилю выхаживать якорь, а другие, разойдясь по всем реям, начали раздергивать паруса.
Горячо пожав руку новоявленному штурману, капитан Гишар велел юнге показать выделенную новичку каюту, чтобы он мог отнести туда свой рундук. Обустроившись на месте, что заняло у него несколько минут, Олоне тотчас же заступил на службу.
И первым, с кем он столкнулся, поднявшись на мостик, был Питриан.
– Вот видишь, брат, – сказал тот, бесцеремонно рассмеявшись ему в лицо, – не ты один умеешь откалывать коленца. Так что и я кое-что могу.
– Ты что ж, тоже нанялся на «Петуха»?
– Истинная правда, и на тех же условиях, что и ты. Только не штурманом, а всего-то боцманом, да мне наплевать. А ты разве не рад меня видеть, шельмец? Я же говорил – еще сочтемся!
– Спасибо, Питриан! – с чувством отвечал Олоне, пожимая другу руку.
На этом их разговор закончился. Да и была ли им нужда говорить еще о чем-то: ведь они понимали друг дружку с полуслова? Так что на этом друзья разошлись по своим постам.
Через час «Петух» стал по ветру и двинулся в открытое море.
Первые десять-двенадцать дней перехода дул попутный ветер, погода стояла великолепная, и все заставляло надеяться, что плавание будет проходить в самых благоприятных условиях.
Граф де Ла Торре быстро расположил к себе экипаж своей любезностью и благородством.
Вахтенные матросы с удовольствием наблюдали, как он прогуливается по палубе в компании герцогини и ее очаровательной дочери. Как только эти трое объявлялись на корме, моряки почтительно отходили в сторонку, уступая им место для прогулки; матросы переговаривались меж собой уже только шепотом, изо всех сил стараясь ненароком не пустить в ход крепкое словцо и остерегаясь развязно-грубоватого поведения, к чему они привыкли.
Сеньорита Виолента де Ла Торре была главным предметом глубочайшего почтения со стороны этих большей частью неотесанных мужланов, а точнее сказать – объектом преклонения. Эта юная особа вызывала у них безграничное восхищение: в наивно-трогательной вере, присущей их натурам, простым и одновременно решительным, они считали, что присутствие на борту такой прелестной девушки сулит удачу как им самим, так и их кораблю.
А Олоне был просто счастлив, счастлив как никогда. По правде говоря, он не смел заговорить с девушкой ни о чем другом, кроме самых обыденных вещей, как то: о погоде, ходе судна или ожидаемой продолжительности плавания. Однако теперь он не был для нее совершенно посторонним: его мягкий, гармонично-певучий голос очаровывал девушку, ввергал в радостную дрожь; да и потом, отныне он виделся с нею каждый день по несколько часов и мог втайне любоваться и восхищаться ею. Потому-то, повторимся, он и был на седьмом небе от счастья.
И все же капля дегтя не преминула упасть в этот сосуд, полный счастья, придав его содержимому изрядный вкус горечи.
Олоне и подумать не мог, что коварный тайный заговор зреет против той, которую он обожал и почитал всею душой, притом, заметим, без всяких корыстных помыслов; и причиной тому послужила неодолимая преграда, выросшая между ним и ею благодаря неумолимым законам общества.