Книга Загадки поля Куликова - Юрий Звягин

Нет, что-то с Ольгердом не то. Скорее можно предположить, что писалось это настолько позже 1380 г., что автор уже и не помнил, кто тогда Литвой правил. А справиться даже по русским летописям не соизволил.

Да что там, он и относительно русских-то дел справки особо наводить не пытается. Пишет, к примеру, «посла по брата своего по князя Владимера Андреевичя в Боровеск», хотя главный город Владимира — Серпухов. И даже «Задонщина», при всей своей литературности, указывает, что при сборе войск «трубы трубят в Серпухове». Ну, хотя, конечно, мог Владимир и в Боровске быть. Да только что ему там делать? И главное: зачем его вызывать в Москву, чтобы потом ехать в Коломну, если из Боровска (а тем более, Серпухова) до Коломны ближе?

Следующий прелюбопытнейший момент: в Сказании о Мамаевом побоище в качестве священника, благословляющего Дмитрия на битву, выступает митрополит Киприан: «Прииде къ преосвященному митрополиту Киприану». Хотя Киприана в это время в Москве нет. Поставлен-то он был на митрополию еще в 1376 г. Но Дмитрий его не признавал. В тот год жив был еще митрополит Алексий. Но последнего, москвича родом, активно лоббировавшего, как бы теперь сказали, с высокой церковной кафедры интересы родного княжества, не признавал Ольгерд. Вот и пришлось патриарху ставить другого. Однако этого не захотел принять Дмитрий. И стало на Руси два митрополита: в Киеве и Москве.

В начале 1378 г. Алексий умер. Но Дмитрий привык иметь своего митрополита. И самовольно поставил на это место некого Митяя (Дмитрия), которого не приняли даже некоторые русские иерархи. Однако летописи говорят: Митяй полтора года «исполнял обязанности» и только после этого отправился к константинопольскому патриарху на официальное поставление. Было это, как следует из того же Рогожского летописца, летом 1379 г. Через Оку он переправлялся, как я уже писал в главе про хоронологию Рогожского летописца, 26 июля, которое в том году, на самом деле было во вторник. Соответственно, в Константинополь попал (мертвым, поскольку в пути скончался) летом того же года. Но Дмитрий об этом узнать не мог, потому что посольство застряло в Константинополе. Переяславский архимандрит Пимен, по утверждению летописца, решил сам стать митрополитом, а противников этого решения из числа послов, чтобы не рыпались, заковал в железо. Сам же благополучно подделал княжескую грамоту, чтобы там теперь написано было: великий князь московский просит патриарха за Пимена.

Но у патриарха уже был один ставленник — Киприан. И Пимену, судя по летописи, пришлось долго и упорно подкупать византийских церковников, чтобы получить все же поставление. А в следующем году начался конфликт с Мамаем. Как итог, в 1380 г. Москва оставалась без митрополита. Киприана Дмитрий признал только после того, как узнал (в конце 1380 г.), что Митяй умер, а митрополитом самовольно стал Пимен. К тому же последний набрал займов для подкупа константинопольских церковников, а расплачиваться за них нужно было князю. В летописном рассказе о пименовых безобразиях, кстати, говорится, что выплата долгов продолжается «и по сей день». По какой, не указано, зато понятно, что статья писалась задним числом. Можно только предположить с большой долей уверенности, что делалось это после смерти Пимена, который сумел-таки некоторое время все же пробыть митрополитом между 1382 и 1389 гг. А тогда князю, естественно, легче было Пимена дезавуировать, а признать Киприана. Думаю, и долги он в то время платить не стал. А уж потом, когда все же признал Пимена, пришлось расплачиваться.

Почему же автор Сказания приписал к истории Мамаева побоища Киприана? Наши историки предпочитают говорить о том, что это указывает на время и место составления произведения: при жизни Киприана, в его канцелярии. Но, позвольте, господа! Киприан умер в 1406 г. В это время многие свидетели тех событий были еще живы. А кто когда главой церкви был, это и рядовой верующий знал. За митрополита же во время литургии молятся! И что, вы думаете, митрополит мог позволить себе такой бесстыдный обман? Нет, господа, не те времена были. Это сейчас в фальсификациях не стесняются: ври больше, и все пройдет. А тогда люди верующие были.

Так что Киприан мог появиться в Сказании только тогда, когда не то что жившие во времена Куликовской битвы, но и дети их, пожалуй, померли. Чтобы уже никто не помнил, кто в те времена был митрополитом. А вот то, что писалось все в митрополичьей канцелярии, это вполне реально. Осталось только посмотреть: когда церкви особо необходимо было подчеркнуть зависимость княжей (царской) власти от иерархов?

Выходя из Москвы на поле брани, Дмитрий молился перед Владимирской иконой Божьей Матери («И пакы приступи къ чюдотворному образу госпожы Царици, юже Лука евангелист, жыв сый написа»). В действительности, почитавшаяся как патрональная для всей Русской земли, икона эта была перенесена из Владимира в Москву в 1395 г., во время движения на Русь войск Тимура.

Ко всем этим несуразицам добавим полное несоответствие хронологии Сказания реалиям 1380 г. Смотрите сами. Дмитрий приезжает к Сергию Радонежскому. «И моли его преподобный игумен Сергий, дабы слушал святую литоргию, бе бо тогда день въскресный и память святых мученик Флора и Лавра». Но в 1380 г. день Фрола и Лавра (18 августа) был в субботу. На воскресенье это число приходилось на следующий, 1381 г.

«Приспевшу же дни четвертку августа 27, на память святого отца Пимина Отходника, в той день въсхоте князь великий изыти противу безбожных татар». Это о выходе русских войск из Москвы. Но 27 августа 1380 г. — понедельник. На следующий год — вторник. То есть это указание не стыкуется даже с собственной записью автора Сказания о 18 августа, воскресеньи. Четверг — в 1383 г.

Наконец, «приспевшу же, месяца септевриа въ 8 день, великому празднику Рождеству святыа Богородица, свитающу пятку». Простите, господа, но это суббота была, суббота! Причем на пятницу 8 сентября приходилось вообще невесть когда. Ведь 1380 г. был високосным, а стало быть, в 1379-м этот день выпадал на четверг. Ближайшее совпадение — 1385 г.!

То есть ни одна из приведенных в Сказании дат не совпадает с указанными при них днями недели. Причем нет даже закономерности в этих несовпадениях. Полное впечатление, что либо числа, либо дни недели указывались «от балды».

Как видим, информация Сказания заведомо недостоверна. Это очевидный «исторический роман». Причем должным образом идеологически обработанный. Использовать ее, как исторический источник — это примерно то же самое, что изучать историю Франции времен Ришелье по «Трем мушкетерам», а Россию — по Пикулю. Тем не менее историки так и делают. К примеру, Л. А. Дмитриев, много сил затративший на изучение Сказания, пишет: «Из всех произведений цикла С. — самый подробный и сюжетно-увлекательный рассказ о битве на Куликовом поле в 1380 г. С. сообщает целый ряд подробностей как о подготовке к Куликовской битве, так и о самом сражении, не зафиксированных другими источниками».

Но, может быть, у исследователей есть основание считать, что автор Сказания использовал неизвестные его предшественникам данные? К примеру, воспоминания участников битвы. Тем более, в одном месте он и сам об этом пишет: «Се же слышахом от вернаго самовидца, иже бе от плъку Владимера Андреевича».