Книга Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа» - Степан Гедеонов

Мы читаем в летописи под 944 годом: «А хрестеяную русь водиша роте въ церкви святаго Ильи, яже есть надъ ручаемъ, конецъ Пасынъче беседы и Козаре: се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи хрестеяни». В этих словах г. Куник видит доказательство отождествления летописью руси и варягов. Мне кажется, они свидетельствуют о противном. Выражение «сборная церкви» прямо указывает на церковь св. Ильи (без сомнения, единственную христианскую в Киеве), как на общую руси (туземцам) с варягами (иноплеменниками). Русских христиан в 944 году было, конечно, немного; Святослав говорит еще в 955 году: «Како азъ хочю инъ законъ прияти единъ?» По всей вероятности, церковь св. Ильи построена крестившимися в Греции варягами. Русинами не называет летопись и варягов-мучеников при Владимире; но об Ольге, как о русской святой, восклицает восторженно: «Си первое вниде въ царство небесное отъ Руси, сию бо хвалятъ Рустие сынове, аки началницю: ибо по смерти моляше Бога за Русь»; то же самое о святых Борисе и Глебе. Я уже не говорю о том, что против исключения из числа присягавших Игоревых людей всего славянского элемента его войска, равно протестует и летопись, и история.

Я высказал еще в 1862 году предположение о зачатке варангского корпуса в Греции в 980 г., как состоящем в прямой связи с поступлением в греческую службу отправленных Владимиром к императору сварливых варягов-норманнов. В монографии, впрочем в высшей степени замечательной, как по верности научной оценки скандинавских саг, так и по собранным в ней новым известиям и данным о значении и составе греко-варангского корпуса, г. Васильевский относит начало варангской дружины к 988 году, а первыми варангами считает тот шеститысячный русский отряд, который был послан Владимиром на помощь императору Василию. Против моего предположения г. Васильевский приводит, с одной стороны, свидетельство Лаксдэльской саги о Болле Боллесоне, как о первом норманне, вступившем в военную службу к византийскому императору; с другой, то обстоятельство, что на основании этого (моего) предположения пришлось бы допустить, что император не послушался совета Владимира: «Не мози ихъ держати въ граде… но расточи я разно» и т. д. Слова Лаксдэльской саги, как сказано выше, относятся, по всей вероятности, к одним исландцам; данного ему совета император послушался наполовину. Варягов в град не пустили; в граде не держали; еще в 1034 году, при первом помине о варангском корпусе, он квартирует в отдаленном фракисийском феме в Малой Азии. Менее удобоисполнимой оказалась вторая половина совета (быть может, изобретение самого летописца); норманны не дали бы себя расточить по два и три человека, кого в хазарский, кого в фарганский, кого в армянский отряд. К тому же сила и ценность варангской дружины состояла в ее совокупности; норманны имели свое оружие, свою тактику, свою сноровку в битвах; все эти выгоды исчезали при расточении их по другим войскам. Не могла, наконец, и греческая империя бояться переворота от горсти, в отдаленную провинцию Малой Азии отправленных норманнов, когда эти самые норманны не смели противостать Владимиру, «сольстившему ими» и вдобавок выгнавшему их из Киева.

Остается рассмотреть, на чем основана теория о русском происхождении варангского корпуса.

В приводимых г. Васильевским из истории Афона преосв. Порфирия, из греческой вивлиофики г. Сафы, из византийской истории г. Гопфа и пр. грамотах 1060, 1075, 1079 и 1088 гг. варанги и русь стоят рядом и притом без разделительной частицы «или», которой отделяются остальные члены предложения. Отсюда г. Васильевский заключает о равнозначимости в греческом словоупотреблении выражений βάραγγοι и ρώς и о первоначально русском составе варангской дружины, допуская однако же, что скандинавы, которые ушли в Византию в 980 году от князя киевского Владимира, могли поступить в состав корпуса, организованного через восемь лет. И здесь, насколько мне кажется, приметы товарищества двух друг от друга различных народностей произвольно обращены в приметы родства. Судя по воззрениям норманистов на деятельность скандинавов в Руси IX–XI веков, едва ли не придется допустить, что не только норманны, призванные в 862 году, и потомство их, но еще и все вообще скандинавы (шведы в особенности) хозяйничали по произволу в земле восточных славян, приходили на Русь когда и куда им хотелось то малыми партиями, то сотнями и тысячами, отправлялись через Новгород и Киев в Грецию без зова и дозволения русского князя и греческого императора; одним словом, видели в обреченных «на свое любезное земледелие славянах» своих поставщиков дарового провианта, в греках — своих природных банкиров. Этого не было и быть не могло, даже если бы призванные варяги и были норманнами. Из дошедших до нас постановлений договоров: «Приходящей русь да витають у святаго Мамы, и послеть царство наше, да испишють имена ихъ… и да входять въ городъ одиными вороты, съ царевымъ мужемъ, безъ оружья, мужь 50», видно, во-первых, что наймом руси у греков распоряжался великий князь киевский; во-вторых, что греки не допускали к себе иноземцев-наемников иначе, как при известных мерах предосторожности. От варягов-норманнов требовалось, разумеется, то же, что от руси. Без дозволения новгородских посадников шведы не могли прибыть в Новгород; без дозволения и посредничества русского князя (конечно, взимавшего с них установленную пошлину) — в Константинополь. Уже при Игоре водились писаные паспорты: «Нынь же уведелъ князь вашь посылати грамоту ко царству нашему: иже посылаеми бывають отъ нихъ ели и гостье, да приносять грамоту, пишюче сице: яко послахъ корабль селько». На писаную грамоту или паспорта указывают прямо слова варягов Владимиру: «Да покажи нам путь въ греки». Отправленное перед ними посольство имеет характер извинительного (по случаю многочисленности варягов 980 года) объяснения. При этих условиях, то есть, с одной стороны, при выходе варягов из Руси с русской грамотой; с другой, при естественном, почти обязательном товариществе руси и варангов неудивительно, что греки соединяли как бы в один оба корпуса; почти то же делают они и в отношении хазар и фарганов. Иные из византийских и армянских писателей XI века считали, кажется, варангов видом руси; Пселл в рассказе о возмущении Варды Фоки в 988 году указывает, по всем вероятностям, на новоучрежденный в 980 году варангский и Василием к русскому присоединенный отряд. Ни одно из приводимых г. Васильевским свидетельств не оправдывает его предположения, будто бы «сами русские, служившие в Византии, называли себя варягами, принеся с собою этот термин из Киева». На Руси под именем варягов (будь оно принято в смысле народа или воинов-наемников) постоянно разумеются иноземцы. Никакого особого повода прилагать себе это иноземное, варяжское прозвище не могли иметь те шесть тысяч русов, которые в 988 году состояли на службе у греческого императора. Византийские писатели знают о руси-наемниках в 902, 935, 949, 962, 963 годах; о «работающихъ въ Грецехъ руси у хрестьяньского царя» упоминается в договорах Олега и Игоря; почему же и эти русь не называют себя варягами?

Противно мнению г. Васильевского г. Куник полагает на основании известного места Льва Остийского о гуаланах, что имя «варанг» раздавалось в Византии по крайней мере уже около 950 года. Я думаю, действительно, что под названиями Gualani, Guarani, Guarain южноитальянские летописи понимают варангов; но отсюда еще не следует учреждение постоянного варангского корпуса в Греции до 980 года. Константин Багрянородный, исчисляющий (преимущественно по поводу лангобардского похода в 935 и критского в 949 году) все наемные войска, служившие в его время у греков, знает между ними русов, далматов, мардаитов, фарганов, хазар, мослемов, палермитанцев, турок, армян; но о варягах не упоминает, чего, при его точности, нельзя объяснить ни небрежностью, ни умышленным включением варангов в состав русской дружины. По всей вероятности, Guarani Льва Остийского были варягами-наемниками, посланными с русским отрядом и под именем которым их отличала русь, великой княгиней Ольгой на помощь греческому императору по случаю одного из лангобардских походов, между 950 и 964 годами. По отбывке своей службы, эти варяги возвратились через Русь восвояси. Это явление уединенное, не записанное и забытое византийцами.