Книга Хрома. Книга о цвете - Дерек Джармен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан Кокто снимает очки, он смотрит поверх них с неописуемой растерянностью. На нем черные туфли, голубые носки, серые брюки, пестрый свитер с узором Фэр-Айл и куртка из ткани «в елочку». На плакатах, что залепили всю стену над ним, бесконечные вопросительные знаки, ВИЧ/СПИД? СПИД? ВИЧ? ВЫ ЗАРАЖЕНЫ ВИЧ/СПИД? СПИД? ВИЧ?
Трудно ждать. Резкий яркий свет из камеры врача оставляет после себя чистое небесно-голубое остаточное изображение. Действительно ли сначала я видел зеленый свет? Остаточное изображение рассеивается за секунду. Как при проявке фотографий цвета меняются в сторону розового, затем свет становится оранжевым. Процесс мучителен, но в результате зрение стабилизируется, так что оно того стоит, как и те двенадцать таблеток, что я принимаю каждый день. Иногда я смотрю на них с отвращением и хочу выбросить. Должно быть, из-за моей связи с Х.Б, Любовником компьютера и Королем клавиатуры, компьютер выбрал именно мое имя для испытаний этого препарата. Чуть не забыл: уезжая из больницы Святой Марии, я улыбнулся Жану Кокто. Он ответил мне ласковой улыбкой.
Я поймал себя на том, что разглядываю ботинки в витрине магазина. Я подумывал уже войти и купить пару, но остановился. Тех ботинок, которые сейчас на мне, должно хватить на всю жизнь.
Ловцы жемчуга
В лазурных морях
Глубокие воды
Омывающие остров мертвых
В коралловых гаванях
Амфора
Осколок
Золото
На безмолвном морском дне
Мы лежим там
Омываемые волнами
Паруса забытых кораблей
Трепещут под траурными ветрами
На глубине
Потерянные мальчики
Спят вечным сном
В крепких объятиях
Припавшие соленые губы
В подводных садах
Холодные мраморные пальцы.
Прикосновение древней улыбки
Звуки в раковине
Вздохи
Приливы и отливы глубокой любви
Его запах
Прекрасный мертвец
В красоте лета
Его голубые джинсы
Обтягивают лодыжки
Блаженство в моем внутреннем взоре
Поцелуй меня
В губы
В глаза
Наши имена забудут
В свое время
Никто не вспомнит о наших трудах
Наша жизнь пройдет словно облака след
И рассеется как туман
Преследуемый солнца лучами
Ибо наше время скользит как тень
И наши жизни убегут
Словно искры по жнивью.
Я кладу дельфиниум, Синева, на твою могилу.
надеть невеста.
Был этот мир глубокой тьмой окутан. Да будет свет!
И вот явился Ньютон[91].
Исаак родился в семье йомена в Линкольншире в 1642 году. Был принят в Тринити 5 июня 1661-го. В августе 1665-го сэр Исаак, которому не было тогда и двадцати четырех, купил призму на Сторбриджской ярмарке, чтобы провести некоторые эксперименты из «Книги цветов» Декарта, и, вернувшись домой, сделал дырку в ставне, затемнил комнату, и поставил призму между окном и стеной, и обнаружил вместо круга света прямую полосу спектра, закругленную по краям, что тут же убедило его в ошибке Декарта. Тогда он начал разрабатывать свою собственную гипотезу цвета, которую не мог продемонстрировать без второй призмы, и эксперимент был отложен до следующей ярмарки, а после нее было доказано то, что он и предполагал.
Белый свет распался на цвета, Исаак в своем чулане, женатый на призме и гравитации, и немного алхимии в качестве помощника. Взгляд, брошенный через плечо, оказался шагом в свет, как сказал Поуп[92], свет, который он увидел, как множество невообразимо маленьких и быстрых частиц, различного размера, отскакивающих от освещенных тел на большие расстояния одна за другой, хотя это и не занимает сколь-нибудь заметного времени.
Он отмечал:
Наиболее преломляемые лучи производят фиолетовые цвета, наименее преломляемые – красные, промежуточные лучи производят и промежуточные цвета, синий, зеленый и желтый.
Всего семь цветов, совершенное число, по одному на каждый день недели, и воскресенье – фиолетовое.
Оказалось также, что белый – это разнородная смесь всех цветов, а естественный свет – это смесь лучей, окрашенных этими цветами.
Ньютон стал богом, подобным Юпитеру и Марсу, для таких философов, как Вольтер.
Город красной розы.
Почти такой же старый, как само время.
Розовый, лиловый и фиолетовый выталкивают друг друга из красного в черный.
Розы – красные,
Фиалки голубые[94].
Бедным фиолетовым пожертвовали ради рифмы.
Не существует натурального розового пигмента, хотя вы можете купить нечто под названием «оттенка человеческого тела», но оно не имеет ничего общего ни с нездоровым цветом лица северян, ни с загорелым – южан.
Лиловый – это химера. Он едва существует, за исключением того случая, когда описывает 1890-е, Лиловое Десятилетие.
Пурпурный напирает, а фиолетовый стесняется.
Розовый породил лиловый, который породил пурпурный, который породил фиолетовый…
…За исключением фиолетового, они – союзники. Фиолетовый – респектабельный.
Фиолетовые глаза – редчайшие и прекраснейшие. Мне говорили, что в этом секрет Элизабет Тейлор.
Розовый всегда шокирующий. Обнаженный. Все эти акры плоти, покрывающие потолки Ренессанса. Понтормо – наирозовейший из всех художников.
