Книга Самураи державы Ямато - Вольфганг Акунов

Тем не менее халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от татаро-монголов (к священной войне — «джихаду» или «газавату», — с которыми, как с нечестивыми «Яджуджами и Маджуджами», то есть демоническими «Гогами и Магогами» — предшественниками наступления конца света, он призвал всех правоверных мусульман) и от поддерживавших татаро-монголов вспомогательных христианских (армянских и грузинских) военных контингентов — даже послом к халифу хан Хулагу направил не монгола и не татарина, а своего союзника — армянского князя! — не решился встать во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную татаро-монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека.

Сам аббасидский халиф — «Тень Бога на Земле», не осмелившийся выйти на бой с врагами ислама (к войне с которыми неустанно призывал своих правоверных подданных), был, по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; но другой версии — плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей — привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой — брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего каану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все татаро-монгольские владения — о нем у нас еще будет подробно рассказано далее), заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ — и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»!

В 1261 году султан Египта Бейбарс (поднявшийся на вершину власти выходец из среды воинов не арабского происхождения, известных в Стране пирамид под именем «мамелюков») пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида — дядю (по другой версии — не дядю, а брата, или самозванца, выдававшего себя за такового) убитого монголо-татарами халифа Мустасима — к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире (Аль-Кахире) аббасидских халифов как гарантию законноети своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так турки называли Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-Хапа, потомка последнего «Горного Старца».

Взятие столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех мусульман тогдашнего мира (кроме разве что измаилитов и других шиитов) и радость — в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане называли Багдад, в отличие от «Первого Вавилона», то есть Каира), и даже величали монголо-татарского хана Хулагу (превратившего дворец казненного им халифа в резиденцию католикоса-патриарха несториан) «Вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени татаро-монголы уже захватили два крупнейших города тогдашней «ойкумены», принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю — Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только три сравнимых по размеру и богатству города — Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Все эти города входили в «первую пятерку» мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города «франкской» («латинской») Европы — Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! — значительно уступали им во всех отношениях, входа, по мнению Л. Н. Гумилева, разве что в «третью десятку»…

Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения татаро-монголов на Передний Восток (Левант) для борьбы с исламом Армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору каана монголов Мишу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. В результате татаро-монгольских «желтых крестоносцев» благословил на Крестовый поход против мусульман не только несторианский патриарх-католикос, но и другой католикос — патриарх армян-монофизитов.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с татаро-монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «франкских» государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды татаро-монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность татаро-монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью мусульман.

Совместный поход христиан (крестоносцев-католиков, армян-монофизитов и православных грузин) в союзе с монголами-несториапами против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и все мусульманское население города были вырезаны (впрочем, согласно некоторым источникам, из мусульман перебили только суннитов, а шиитов пощадили). После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от татаро-монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (по авторитетному мнению Л. H. Гумилева — не без боя, а после героического, хотя и непродолжительного, сопротивления) открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 года, когда халиф Омар, друг основателя ислама пророка Мухаммеда (Магомета), отвоевал этот город у православной Византийской империи для мусульман, прошло более шестисот лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец власти ислама над Азией. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, татаро-монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановления позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.