Книга Безмолвная служба - Джон Паркер

«У меня была возможность очень свободно беседовать с офицерами медицинской службы, которые приехали обследовать “Тетис”, о том, как долго команда подлодки могла оставаться в сознании. Я четко понял, что при определенном давлении внутри подводной лодки возможность активной жизнедеятельности после 24 часов пребывания в отравленном воздухе очень мала.

Это произвело на меня такое впечатление, что, когда наступил решающий момент, я, конечно, использовал свои знания. Возможность предоставилась гораздо быстрее, чем я воображал, весной 1940 года. Мы покинули Портсмут, собираясь присоединиться к 3-й флотилии в Росайте, но на полпути к Северному морю я получил приказ идти к северному берегу Норвегии, где разворачивалась Норвежская кампания, и присоединиться к патрульной линии, которая пересекала Скагеррак. Поскольку мне понадобилось пересечь Северное море и медленно проделать путь до своей позиции, я пришел на место лишь 22 апреля. Той ночью мы, находясь на поверхности, заряжали батареи и услышали громкий звук приближающегося гидролокатора. Я смог определить около четырех или пяти вражеских минных тральщиков или траулеров, так что мне пришлось погрузиться, хотя мы не закончили зарядку батарей, и они портили мне жизнь целый день.

Только в шесть часов я смог подняться до перископной глубины и увидел конвой, идущий с востока на запад, к Норвегии. Он состоял из трех эсминцев, сопровождавших очень большое торговое судно. Я приблизился на полной скорости и по истечении десяти минут выпустил две торпеды с довольно широким раствором; через две минуты я поднял перископ, чтобы посмотреть, что произошло. Враг как будто уклонился, и сейчас по следу моих торпед шли строем фронта три немецких эсминца. Я выполнил срочное погружение на глубину 300 футов, которая, как предполагалось, была для нашей лодки максимальной, и через две минуты я услышал гидролокаторы проходящих над нами эсминцев и серию громких ударов, когда они сбрасывали глубинные бомбы. Это продолжалось около получаса. Они сбросили около 30 глубинных бомб очень близко ко мне; все дребезжало и тряслось. Радостно было думать, что они взрываются на меньшей глубине, чем я находился.

Ничего особенного не происходило в течение часа или около того, пока в восемь вечера мы не услышали, что эсминцы уходят. Мы услышали гидролокаторы ходящих взад-вперед кораблей, что показывало, что на охоту вышла флотилия минных заградителей или тральщиков. Я попытался сделать обычную вещь — уйти на одном моторе, но это вызвало град глубинных бомб. Я посовещался со своим инженером-механиком. Меня очень занимал вопрос — сколько времени мы сможем оставаться на глубине с тем давлением, которое установилось внутри лодки, если они будут оставаться над нами. Я вспомнил свой разговор с врачами о “Тетис”, и меня затрясло при мысли, что нам осталось жить меньше 24 часов. Тогда я решил, что важнее всего сейчас избавиться от повышенного давления, даже если для этого придется рискнуть и всплыть среди судов-охотников. Я поднялся к поверхности очень постепенно, закрыв люк боевой рубки прежде, чем выбил скобы. Сигнальщик стоял за мной на лестнице и крепко держал меня за ноги, так как я сказал, что, когда откроется люк, мы вылетим, как пробка из бутылки. Наконец мы всплыли; я открыл люк — и взлетел в воздух, сигнальщик все еще держал меня за ноги, и, уцепился за находившийся впереди перископ, чтобы не вылететь за борт.

Примерно минуту спустя, однако, клубы пара с шумом рассеялись, и мне удалось выйти на мостик. Я приказал открыть артиллерийский огонь; артиллеристы открыли люк и прошли к орудиям. Я огляделся: ближайшее ко мне вражеское судно находилось на расстоянии примерно в 1500 ярдов. Была середина ночи. Когда субмарина пускает в ход свои орудия, плохо то, что они расположены на передней части палубы и, чтобы выстрелить, приходится приближаться к врагу. И вот я приказал запустить двигатель, подойти поближе и дать несколько залпов, хотя вряд ли мы хоть раз попали. Потом на нас упал свет их прожекторов, и я увидел совсем близко еще один корабль. Я выждал пару минут, чтобы вентиляторы очистили атмосферу внутри лодки, и когда ближайшее судно уже было в пределах 500 ярдов от меня, снова скомандовал срочное погружение на 300 футов. Вообще-то, мы очень круто пошли на глубину, на 400 футов, прежде чем я смог этому помешать затем я довольно эффектно поднялся на поверхность.

Я пытался не дать кораблю погрузиться с носовым дифферентом в 20 градусов и остановить его на 400 футах. Лодка выровнялась и снова рвалась на поверхность. Не знаю, что в этот момент делал неприятель, но мы вырвались-таки на поверхность снова и, прежде чем я мог выровнять лодку горизонтальными рулями, снова круто ушли вниз на глубину 350 футов. Мы остановили все моторы, как я думал, но немцы продолжали удерживать контакт с нашей лодкой и сбрасывали глубинные бомбы каждые пять минут или около того. В конце концов мы обнаружили, что небольшой мотор в носу лодки по случайности продолжает работать, и как только я его остановил, атаки прекратились. Они не нападали на меня больше, хотя курсировали вокруг.

К тому времени на нас сбросили около сотни глубинных бомб.

Я объявил, что принимаю решение оставаться на месте с остановленными моторами и буду ждать, пока что немцы не уйдут. Решено было остановится на глубине в 350 футов. Мой механик и я провели в центральном посту остаток ночи и следующий день, с тревогой глядя на пузырек указателя дифферента. Если пузырек начинал подаваться вперед, это значило, что нос приподнимается, и наоборот. Я приказал, чтобы матрос с двумя ведрами воды пришел в центральный пост, и, когда пузырек начинал движение вперед, матрос шел через всю лодку в нос, пока пузырек не подойдет к центру, а потом снова возвращался, когда пузырек двигался в обратном направлении, и так далее. Это оказалось весьма действенным, и мы установили равновесие на 12 часов.

В лодке снова начало расти давление, и воздух опять становился непригодным для дыхания. Батареи сели так, что мы двигались не быстрее пешего шага. Напряжение упало до 2 вольт на ячейку, и я медленно вывел корабль на перископную глубину, а затем запустил воздушные компрессоры (которые не работают ниже перископной глубины) и включил увлажнители воздуха. Я запустил на десять минут все работающие вентиляторы и приказал выдать дополнительную порцию рома. Было около 11:30 дня, следующего за нашей первой контратакой. Мне удалось удержать корабль под контролем при движении на вспомогательных двигателях, что дало темп самой медленной ходьбы. В 23:30 тех же суток я счел, что уже достаточно темно, чтобы всплыть. К моему удивлению, то, что казалось сушей, было ярко освещено, а ведь во всех городах Норвегии была введена светомаскировка. Я предположил, что не дошел примерно двух миль до шведского берега. Это значило, что я дрейфовал благодаря подповерхностному течению, которое отнесло нас на расстояние около 50 миль от места первоначальной атаки.

В любом случае, это был конец того погружения. Я всплыл и оставался под прикрытием шведского берега, пока не перезарядил батареи. Я доложил о своем положении, так как был вне пределов досягаемости Адмиралтейства почти два дня, и получил приказ снова найти дорогу домой. Это был конец первого патрулирования».

В действительности, Миллз скромно воздержался от упоминания о том, что «Тетрарх» поставил рекорд длительности пребывания под водой — 43 часа, несмотря на жестокую контратаку глубинными бомбами. Когда он, наконец, поднялся на поверхность, его команда буквально валилась с ног, как пьяная. Но Миллз все-таки признается: