Книга Единственная дочь - Анна Снокстра

– Эй! – предупреждаю я, поднимая раненую руку, чтобы не повредить.

– Левый поворот! – кричит Пол и наваливается на меня с другой стороны, когда мы поворачиваем.

Оба начинают дико смеяться, и я тоже не могу удержаться. Я не играла в «Виражи» с начальной школы.

– Кольцо! – одновременно кричат они.

– Ой, нет! – визжу я, пока они толкают меня из стороны в сторону. Глядя на то, как они хихикают и веселятся, я представляю, какими они были в детстве. И неожиданно они нравятся мне еще больше.

– Бедную Бекки расплющило, – смеется Эндрю.

– У меня своя месть, – отвечаю я. – Кошачьи волосы.

– Вот дерьмо, – ахает он. Рукав его черного шерстяного пальто покрыт белыми кошачьими волосками, которые прилипли, когда он наваливался на меня. Эндрю пытается отряхнуть их.

– Проклятый Гектор, – бурчит он себе под нос.

Мне вспоминается фотография в ящике Бек – та, на которой изображена другая кошка.

– Иногда я все еще скучаю по Молли, – говорю я.

Джекпот! Эндрю взволнованно поднимает на меня глаза. Я поворачиваюсь к Полу – те же эмоции во взгляде. Я беру Пола за руку и прислоняюсь к его плечу. Эндрю берет меня за другую руку. И так мы сидим всю дорогу до самого города.

Наконец-то я убедила их. Теперь дома можно будет расслабиться. Я хотела, чтобы они уехали, но сейчас рада, что у нас впереди еще несколько дней вместе.

Эндрю был прав. Хотя мы на десять минут опоздали на прием, нам все равно пришлось ждать. Больницы – худшее место в мире. Напротив нас сидит женщина с жутким влажным кашлем, кажется, что она вот-вот отхаркнет свои легкие. Мерзкий тинейджер чешет кожу под рубашкой, при каждом движении его ногти издают отвратительный скребущий звук. Частички кожи, зараженной какой-нибудь отвратительной болезнью, наверняка переносятся по воздуху и оседают повсюду. Меня невольно передергивает. Мама берет меня за руку и сжимает ее. Наверное, она думает, что я беспокоюсь из-за доктора. Может, она и права. Я слегка потираю жесткую марлевую повязку на руке. Она меня раздражает, но я все равно не хочу ее снимать. Слишком боюсь увидеть, как ужасно выглядит рука. Я еще помню то стекло, разрезающее кожу.

Краем глаза я вижу черную тень. Он здесь. Тот фургон. Я сильнее сжимаю мамину ладонь. Откуда он знал, куда мы едем?

Я уже собираюсь рассказать про него родителям. Я знаю, этого лучше не делать, но мне просто необходимо поделиться своими страхами. Тут я слышу приближающееся цоканье каблуков: к нам идет медсестра.

– Ребекка Винтер? Доктор готов принять тебя.

Отец улыбается мне, а я сижу на стуле и болтаю ногами, дожидаясь, пока врач достанет все свои инструменты. Я буквально чувствую себя годовалым ребенком. Кабинет слегка маловат для всех нас, доктор нагнулся ко мне, рядом с ним медсестра, родители нерешительно топчутся у двери. Интересно, это нормально, что родители заходят в кабинет вместе с ребенком, если ребенку уже за двадцать?

Все инстинктивно задерживают дыхание, когда доктор снимает повязку. Нижний слой прилип к ране. Она отвратительная. Блестящая и какая-то выпуклая, бугорчатая, размером с монету в пятьдесят центов. Вместе с повязкой отрывается короста, и рана снова начинает кровоточить. Я отворачиваюсь, меня подташнивает.

– Все плохо? – спрашивает отец, которому, похоже, тоже нехорошо.

– Нет-нет. Это просто поверхностная рана, – успокаивает доктор. Я чувствую его горячее дыхание на руке, когда он говорит.

– Ты в порядке? – спрашивает мама, пристально вглядываясь мне в лицо.

– Все хорошо, – отвечаю я.

Я вздрагиваю, когда доктор опрыскивает рану антисептиком. Затем накладывает свежий пластырь и снова перевязывает мне руку.

– О’кей, сейчас мы только возьмем у тебя кровь, и вы можете идти.

– Зачем вам брать у меня кровь?

– Мы получили распоряжение из полиции сделать анализ крови. Ты должна была сдать кровь еще в прошлый раз, когда была здесь, – говорит он, не глядя на меня. Наверное, он думает, что мне стыдно за то, что я плакала и рвала волосы на голове.

– От Андополиса? – спрашиваю я.

Врач смотрит на бумагу.

– Да, Винсент Андополис, – читает он.

– Но зачем? Что вы хотите проверить?

– Вообще-то все. Мы сделаем тест на наличие инфекции или заболевания. Также анализ на токсины. – Потом добавляет сердито: – Хотя это было бы гораздо информативнее, сделай мы это в самом начале, как только тебя привезли.

Я пропала. Теперь, когда Андополис не может добиться от меня желаемого, он действительно сомневается. Он так быстро изменился, это уже не тот осовелый похрапывающий мужчина, дремлющий на больничном стуле. Я понимаю, что медсестра готовит шприц. Опускаю глаза и вижу на столе открытую карту Бек. Группа крови: А+. Уже к вечеру они выяснят, что это не я. Вся операция вот-вот провалится. Я отправлюсь в тюрьму. И навсегда потеряю маму.

Медсестра приближается ко мне со шприцем в руке.

– Я не хочу, чтобы вы это делали! – говорю я.

– Все в порядке, милая. Мы рядом, – успокаивает мама.

Меня охватывает ужасная паника. Сестра придерживает мою здоровую руку и пальцами в белых перчатках растирает вены в изгибе локтя. Я не могу допустить, чтобы она ввела мне туда иглу. Я могла бы притвориться, что падаю в обморок. Наверное, так и нужно сделать. Но тогда они могут взять у меня кровь, пока будут думать, что я без сознания. Игла на секунду зависает над мой кожей. У меня нет выбора. Я выбиваю шприц у медсестры из руки. Он брякается о пол – единственный звук в потрясенной тишине. Все взгляды устремляются на меня.

– Ребекка, – произносит шокированный доктор, – если ты будешь хулиганить, мне придется связать тебя. – Доктор говорит ровно и спокойно, но я отчетливо слышу ярость в его голове.

– Я не хочу, чтобы вы брали у меня кровь.

Мама делает шаг вперед и кладет руки мне на плечи.

– Не бойся, – говорит она. – Будет больно только одну секунду.

– Меня никто не слышит. Я сказала нет!

Лицо доктора напрягается.

– Это распоряжение полиции, Ребекка. Мы можем вызвать сюда охрану, чтобы связать тебя, мы можем арестовать тебя, или же ты просто позволишь мне взять у тебя кровь. Тебе решать.

На этот раз доктор берет меня за запястье, гораздо крепче, чем медсестра до этого. Я смотрю поверх него на отца, который опустил голову и уставился вниз на линолеум. Он мой последний шанс.

– Папочка! – говорю я со слезами. – Пожалуйста.

Он ловит мой взгляд и немедленно приступает к действиям.

– Уберите руки от моей дочери! – требует он и делает шаг вперед. Отец даже кажется выше ростом. Видимо, доктор тоже это замечает, потому что тут же выпускает мою руку.