Книга Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• право получать небольшие денежные выплаты за каждый случай воздержания.
Похожим образом из другого исследования выяснилось, что рост акцизов на алкоголь ведет к существенному сокращению происшествий по вине пьяных водителей и случаев смерти от цирроза печени[64]. Данные по циррозу особенно любопытные, потому что подсказывают, что рост моментальных затрат на выпивку сокращает потребление алкоголя среди закоренелых, тяжелых алкоголиков.
Проблема жертвы аддикции, по-видимому, отличается степенью, но не сутью, от проблемы, с которой мы уже сталкивались: как придать будущим санкциям и наградам более важную роль в обусловливании нашего поведения. У всех из нас есть свои аддикции — еда, сигареты, алкоголь, спорт по телевизору, детективы и целый ряд других привлекательных видов деятельности. То, что наш механизм вознаграждения соблазняет нас удовольствиями момента, — часть устройства человека. Перед лицом поведенческих фактов вполне естественно предположить, что сама по себе рациональная оценка часто не может гарантировать поведение, награды за которое поступают главным образом в будущем.
Тогда было бы разумно заключить, что репутация честного человека в конечном счете несет в себе существенную информацию о его характере. Учитывая природу нашего психологического механизма вознаграждения, совершенно эгоистический человек часто поддается соблазну обмануть, даже если знает, что обманывать невыгодно. Поскольку он это делает, рано или поздно его поймают. Зная это, мы можем сделать вывод, что человек, которого не поймали, вероятно, не только осмотрителен.
В главе II мы видели, что стратегия «око за око» всегда должна служить лучшим руководством в многократной дилемме заключенного, чем опосредующие эмоции Трайверса. Затраты на подсчеты при стратегии «око за око» минимальны, и, в отличие от поведения, мотивированного эмоцией, она не создает риска, недостаточного сотрудничества, мести и т.д.
Однако теперь мы в состоянии увидеть фундаментальную трудность, связанную со стратегий «око за око». Проблема в мотивации, а не в сложности подсчетов. Человек может прекрасно рассчитать, что «око за око» — правильная стратегия, и все равно ему может не хватить дисциплинированности в ее применении. Тот, кто хочет поквитаться, например, должен сразу же понести издержки в надежде на материальный выигрыш в будущем, а разгневанному человеку с этим справиться легче, чем тому, кто занят чисто рациональными расчетами. Хотя нравственные чувства порой могут вести к поведению, неправильному с чисто материальной точки зрения, они помогают решить повсеместную проблему сдерживания порывов. Это может дать решающее преимущество.
Распространенность проблемы контроля импульсов ставит вопрос, как естественный отбор произвел психологический механизм вознаграждения, который придает такой большой вес моментальным материальным выигрышам. Разве не были бы более успешными мутанты, чьи механизмы вознаграждения сильнее ориентированы в сторону будущего?
Здесь важно подчеркнуть, что экспериментальная литература не утверждает, будто быстрые выигрыши получают слишком большое значение в каждой ситуации. В ней только говорится, что им всегда придается очень большой вес. В целом это было, скорее, хорошо для тех сред, в которых мы эволюционировали. Когда давление отбора высоко, часто важны только текущие выигрыши. В конце концов, настоящее — ворота в будущее. Организмы, не выжившие в настоящий момент, просто не имеют будущего. В крайне конкурентных и неопределенных средах фокусирование большей части внимания на преодолении самых непосредственных угроз выживанию всегда должно было давать реальное преимущество.
Если был бы выбор между механизмом вознаграждения, который придавал бы большой вес текущим выигрышам, и тем, который придавал бы гораздо больший вес будущему, легко предположить, почему естественный отбор благоприятствовал первому. Невнимание даже к единичным важным ситуациям в настоящем могло обернуться бедой.
Но почему механизмы вознаграждения не могут производить отбор на более тонком уровне? То есть почему бы им не придавать больше веса будущим выигрышам в случаях, когда это может принести особенно важные преимущества? В ответ на этот вопрос эволюционные биологи поспешат указать, что естественный отбор не может свободно создавать любые желательные комбинации атрибутов. На этот процесс накладывается мириад ограничений, и те решения, которые мы наблюдаем в природе, хотя порой и бывают элегантными, гораздо чаще более неуклюжи, чем те, что придумал бы целеустремленный инженер. Степень, в которой природа способна отлаживать механизмы вознаграждения, может иметь жесткие пределы. А как уже отмечалось, мутант с механизмами вознаграждения, постоянно ориентированными на будущее, может оказаться не в состоянии проявить достаточную сосредоточенность, чтобы форсированно справиться с непосредственными угрозами.
Эйнсли и Херрштейн показывают, что усиленное дисконтирование могло получить преимущества из-за когнитивных ограничений:
Биологическая ценность низкой ставки дисконтирования ограничивается тем, что она требует от организма определять, какое из всех событий за прошедшие часы или дни привело к конкретному подкреплению. По мере того как ставка дисконтирования падает, информационная нагрузка возрастает. Без существенного дисконтирования подкрепление действовало бы почти в полную силу не только на поведение, которое ему непосредственно предшествует, но также и на поведение, которое имело место в предшествующие часы и дни. Задача по установлению того, какое именно поведение привело к подкреплению, может превосходить способность видов к обработке информации[65].
Резюмируя, несмотря на все очевидные трудности, которые создает сильная ориентированность на настоящее, она может быть всего лишь одним из ограничений, с которыми мы сталкиваемся. Нравственные чувства можно считать грубой попыткой отладить механизм вознаграждения, сделать его более чувствительным к отложенным во времени наградам и санкциям в отдельных случаях.
С учетом всего вышеизложенного мы видим, что возможность развития моральных чувств все-таки существовала, даже если у них и нет внешних физических симптомов. Чтобы это случилось, люди должны испытывать трудности при исследовании именно той линии поведения, которая, как им кажется, в их интересах. При отсутствии таких трудностей, как мы видели, почти нет убедительной связи между наблюдаемым поведением человека — его репутацией — и его реальным характером. А без этой связи способность испытывать чувство вины, дающая человеку больше возможностей для создания себе хорошей репутации, не принесла бы ему выгоды.
