Книга Арийцы. Основатели европейской цивилизации - Гордон Чайлд

Что касается флоры, то данные о ней все еще весьма скудны. Индоевропейцы имели специальные термины для обозначения названий деревьев, за исключением, возможно, сосны, при этом ни одна порода дерева не определяется словом, общим в европейской и азиатской группах. Для последней, однако, общими являются названия для бука, сосны, ольхи, ясеня, орешника, вяза и клена. Из них только бук сыграл видную роль в истории поисков индоевропейской колыбели; он не растет в наши дни к востоку от воображаемой линии, протянувшейся от Кенигсберга до Крыма и простирающейся до Кавказа. На основании этого делался вывод, что индоевропейцы, вероятно, жили к западу от этой линии. Но, исходя из словарного запаса только европейских языков, остается непонятным, когда эта граница была установлена; в постледниковый период леса в Европе, кажется, несколькими волнами продвинулись в западном направлении. То же относится и к серебристой березе, которую профессор Бендер пытался использовать для доказательства своей теории, что колыбель индоевропейских народов находилась между Вислой и Неманом.

Климат колыбели был достаточно суровым, снег, точно так же как и дождь, был вполне привычным явлением, в то время как лето было жарким. Одним словом, климат был континентальным. Такие климатические условия характерны почти для всего евразийского континента к северу от Кавказских гор и к востоку от Альп.

Наконец, географические особенности колыбели удается определить не очень четко. Она изобиловала реками и ручьями, именно они, как кажется, представляли главное препятствие для передвижения. Большая вариация значений слова pont – от «путь» до «брод» или «мост» – подразумевает, что индоевропейцы часто пользовались для передвижения реками. Однако нет никакого термина для обозначения моря, общего для Европы и Азии. Только в последней из этих областей во многих языках имеется термин для обозначения моря или озера. Хотя у индоевропейцев имелся термин для обозначения лодки, у них нет глаголов, имеющих отношение к навигации. Корень per – «пересекать» часто используется в этой связи, и Шредер доказал, что лодка у индоевропейцев использовалась только для того, чтобы пересекать водные потоки. Тот же самый автор отрицает, что индоевропейцы жили в горной местности, и доказывает, что термин giri (санскр. Giri = старославянскому gore) обозначает «лес».

Наконец, следует обратить внимание на тот факт, что индоевропейские народы очень рано вступают в контакты с финскими народами. Это твердо установленный факт. Некоторые филологи, включая Исаака Тейлора и Коссинну, полагают, что индоевропейские и угро-финские языковые семьи произошли от общего древа. В любом случае можно быть уверенным, что финно-угры заимствовали много слов из индоевропейских языков. Их контакты, возможно (но не обязательно), начались еще в эпоху индоевропейской общности, а затем последние заимствовали отдельные индоиранские, славянские и германские слова. Индоевропейские заимствования из финских языков, среди которых в качестве примера приводится слово medhu, нельзя считать доказанными. Поскольку колыбель финских народов локализовать еще труднее, чем индоевропейских, установленный факт ранних контактов между этими двумя народами имеет небольшое практическое значение в настоящее время.

Природная среда, в которой обитала индоевропейская общность, представляла собой континентальную область, изрезанную реками, достаточно лесистую для того, чтобы предоставлять убежище медведям и бобрам, но достаточно открытую, чтобы там жили зайцы и быстрые лошади и чтобы там беспрепятственно мог двигаться колесный транспорт. Такая местность могла бы располагаться почти в любой точке Евразии, кроме средиземноморского бассейна, низменностей Среднего Востока или Западной Европы. Ни один из тех регионов, на который указывали лингвисты, пока не удается исключить из списка претендентов. Они включают Среднюю Азию, Бактрию, Армению, Анатолию, Южную Россию, Подунавье, Литву, Германию и Скандинавию. Все предложенные теории имеют свои слабые и сильные стороны.

В Средней Азии человек рано приручил верблюда, но там, как уже говорилось, отсутствует пчелиный мед. Если индоевропейцы произошли из Малой Азии, то мы должны были бы ожидать найти некоторые упоминания о них в клинописных табличках 3-го тысячелетия до н. э., и они должны были иметь в своем словарном запасе обозначение для льва. Значение занятий скотоводством, на основании которого Шредер в основном и строит свою теорию относительно того, что именно степи Южной России были колыбелью индоевропейцев, кажется преувеличенным. В то же самое время он, вероятно, ошибается, экстраполируя природные условия этих мест на доисторические времена. В 3-м тысячелетии до н. э. речные долины здесь должны были бы быть гораздо более лесистыми, чтобы отвечать требованиям колыбели индоевропейцев по данным сравнительного языкознания. К тому же в данном случае отсутствие лосося представляет собой неразрешимую проблему. Эти же самые возражения относятся и к долине Дуная. Польша и Литва, территория которых в доисторические времена была заболочена или покрыта густым лесом, выглядят гораздо менее привлекательными, когда рассматриваются в свете данных археологии, а не по современным учебникам географии. Это же относится и к Скандинавии. Вместе с тем североевропейская лесная лошадь была медленной и тяжелой, а жизнь в этих местах в значительной степени зависела от рыболовства и мореплавания. Кроме того, как указывает де Морган, эти страны являются источниками янтаря, а индоевропейцы не имели специального термина для его обозначения.

Возражения могут вызвать все предложенные идентификации. Поэтому мы продолжим рассмотрение всех регионов в надежде обнаружить в одном из них археологическую культуру, отвечающую обрисованным нами условиям, а также народ, распространение которого в соответствующие области Европы и Азии может быть прослежено археологическими методами.

Глава 5

К ВОПРОСУ ОБ АЗИАТСКОЙ ПРАРОДИНЕ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ

Гипотеза об азиатском происхождении индоевропейских народов является, пожалуй, самой старшей из всех существующих, но при этом она хуже всех подкреплена доказательствами. Отчасти эта гипотеза основана на антропологической мифологии, корни которой восходят к библейской истории о Вавилонской башне. В том мире донаучных спекуляций было принято считать, что все народы происходят из Азии, которая рассматривалась в качестве их общей прародины, и предполагалось, что все переселения народов следовали за солнцем с востока на запад. До этого момента теория об азиатской колыбели индоевропейцев является только одним из необоснованных обобщений, с которым антропология и археология боролись в течение последних десятилетий. Мы теперь знаем, что отношения между Европой и Азией не были столь односторонними, как полагали наши предшественники, и что культурные достижения и народы перемещались в обоих направлениях.

Но теория об азиатской колыбели индоевропейцев основана не только исключительно на предубеждении. Предполагаемая глубокая древность санскрита и его очевидная лингвистическая чистота были мощными аргументами в руках ориенталистов и даже позволили Шлегелю (1808) утверждать, что праязык появился в Индии и распространился оттуда на запад. Подобные идеи неожиданно возникли и в трудах Сержи; он предполагает, что предки европейских ариев были расой брахицефалов, первоначально населявших область к северу от Гиндукуша. Там они познакомились с языком средиземноморских индийцев и принесли его вместе с собой в Европу. Но современная филология больше не рассматривает санскрит в качестве самого чистого потомка изначальной индоевропейской речи. Хотя, конечно, следует отметить, что он на самом деле не очень далеко от него отстоит, частично благодаря очень ранней фиксации языка в метрической литературе. Но с точки зрения фонетики санскрит отражает родительскую речь менее точно, чем большинство европейских языков; например, при произношении слова «арий» должны различаться такие гласные звуки, как а, е и о, которые в санскрите все сливаются в а. Опять-таки характерный для индоиранских языков переход звука к в s восходит к XV столетию до н. э. и является ранним примером фонетического распада, указывающего на некоторые физиологические изменения его носителей по сравнению с их предками.