Книга Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

Кескюла при этом мог сослаться на многолетний опыт подрывной работы в качестве партнера сильного в финансовом отношении политического противника царской империи. Все-таки он уже в преддверии русско-японской войны организовывал политическую работу для некоего легендарного японца Мотодзиро Акаши, который в качестве агента по подрывной деятельности при японском посольстве в Стокгольме, оснащенный 100 миллионами долларов, вербовал русских политэмигрантов по всей Европе для выполнения работы по его программе, то есть организации восстаний в России.

Эту совместную акцию — параллельно с японскими приготовлениями к военному удару против России в 1904 году, поддерживаемыми из Америки Яковом Шиффом, — с последующей волной беспорядков можно записать на его счет как успех. Шифф поручался за кредиты, которые Япония получала на европейских рынках. Таким образом, он убивал одним выстрелом двух зайцев: политического и коммерческого. Потому что наряду с его стремлением ослабить Россию, в данном случае с помощью нападения вооруженных японцев, предприятие приносило ему прибыль: он имел свою долю в Japan Steel и тем самым зарабатывал на японском вооружении против России.

Если тогда Япония была заинтересована в ослаблении России и в освобождении Кореи и Маньчжурии от контроля (вопреки готовности поддержать контроль России над Ираном), что вместе с принципиальным отрицанием Шиффом царского режима само по себе играло и на него, то Кескюла как тогда, так и теперь преследовал одну цель: отделить его родину — Эстонию — от царской империи и помочь ей стать независимой или частью конфедерации с Финляндией и Швецией. Этим он непроизвольно провел подготовительную работу для Парвуса.

Кескюла сумел придать ускоренный темп своему предложению о совместной работе на стороне немцев с помощью меморандума, переданного послу в Берне. В этой аналитической работе «Внутриполитическое положение России» эстонец предлагает нанести удар по потенциалу процветающей державы России, как это уже делали до него немецкие и французские экономические исследователи, тем самым повлияв на решение Вильгельма в 1914 году, прежде чем Россия смогла бы получить господство над другими державами, в частности над германским рейхом. Именно это и беспокоит Кескюла, когда он заявляет, что великая царская империя, благодаря ее большому природному богатству, в модернизированном состоянии в ближайшем будущем могла бы превзойти Германию в экономическом и военном отношениях. Только внутренняя дестабилизация, связанная с поражением в войне, смогла бы противодействовать этому развитию. Для ослабления боевого духа в России в первую очередь нужно было бы создать тайные организации, агитирующие за поражение России в войне.

Между тем не только из Цюриха, но и из Бухареста в Министерство иностранных дел Берлина поступают многообещающие сообщения относительно стратегии Германии от посланников в соответствующих странах о деятельности русских революционных групп, которые создали там направленную против России агентурную сеть.

Новым для Берлина в плане Парвуса является комбинация национального и революционного подъема с целью ослабления России. Систематика, которая отличает его обширную программу и позволяет судить об организаторских способностях ее автора, дает в Берлине повод для больших надежд.

При этом в Берлине проводится двойная стратегия двумя различными, отчасти противоречащими друг другу средствами, чтобы добиться желаемого сепаратного мира с Россией. С одной стороны, при помощи секретных миссий с предложением мира царю, с другой — посредством игры с революционным огнем, который должен оказать давление на того же царя и подготовить его к заключению мира.

В то время, когда в Министерство иностранных дел поступает разрешение Государственного казначейства на выделение Парвусу первых миллионов «на поддержку революционного движения в России», датский министр иностранных дел Эрик Скавениус информируется через германского посланника в Копенгагене Ульриха Графа фон Брокдорфф-Рантцау об условиях Германии на случай готовности России к сепаратному миру.

Одновременно устанавливается контакт с самым незаурядным и одаренным, правда, уже освобожденным от своей должности, государственным деятелем России, бывшим министром финансов и премьер-министром Витте, которому Россия обязана заключением Портсмутского мира в русско-японской войне. Тот проявляет принципиальную готовность к посредничеству и в целях предосторожности по отношению к немецкой стороне размораживает свои счета в Мендельсон Банке и переводит деньги в Швецию, чтобы не подвергать личные интересы подозрению и упрекам. Но до этого не дошло.

Канцлер Бетманн-Хольвег осторожно запускает щупальца через Данию в Россию, желая убедиться, что Царь склонен к подписанию сепаратного мира и, только будучи обеспокоенным германскими условиями, боится проявлять инициативу. Это предположение вряд ли было близко к истине, что вскоре и становится ясно: через посредство датского короля принятый Царем в Санкт-Петербурге датский судовладелец Андерсен, ведь мать царя — урожденная датская принцесса, 8 марта разочарованным возвращается назад.

Рицлер пишет об этом в своем дневнике И марта 1915 года:

«Андерсен вернулся из Санкт-Петербурга. То, что он рассказывает, полностью противоречит тому, что мы слышали раньше. О мире нет и речи, Витте не имеет влияния. Царь и Сазонов уверены в победе и торжествуют…»

Очевидно, ни одному из обоих неравных партнеров — ни политическому руководству в Берлине, ни Парвусу — не кажется, что несоответствие целей и лежащих в их основе взглядов ничего не стоит. Если немецкие политики и дипломаты планируют заключение мирного договора с царем, — с кем же еще? — что в случае успеха испортит Парвусу дело, то программа революционизации Парвуса явно нацелена на свержение Николая. Более того, Парвус видит конечным результатом во главе России пролетарское правительство, которое, солидаризуясь с немецкой социал-демократией, по мнению Парвуса, переоцененной с точки зрения ее «революционной степени зрелости», задушит и германскую автократию. Политики и дипломаты Министерства иностранных дел, напротив, убеждены, например граф Брокдорфф-Рантцау, что Германская империя кайзера в конечном счете выйдет из этой войны «под управлением Гогенцоллернов и в единстве с простым народом».

Обе стороны ошибаются в своих оценках, причем, пожалуй, ошибки с немецкой стороны таят в себе больший риск: ведь здесь полагают использовать Парвуса (в действительности, все наоборот), установить контроль над развитием события и при этом взять бразды правления в свои руки. Все они сводятся к Диего фон Бергену.

Если Парвус опять темнит, то, пожалуй, по отношению к товарищам по партии, которых он хочет использовать для своего плана. Может ли он быть уверенным, что немецкие социал-демократы встанут на его сторону и находящиеся в ссылке революционеры, которым он в ходе своей программы предначертал ведущую роль, будут повиноваться ему? Все-таки он за годы, проведенные в Константинополе, отдалился от своих прежних немецких и русских товарищей не только территориально, но и в идеологическом смысле: если для одних он из-за своего легендарного богатства стал подозрительным, то в глазах других, которые не смогли бы безоговорочно последовать его идее немецкой победы за счет России, он выглядит как «агент германского империализма».