Книга Мемуары "власовцев" - Александр Окороков

В последний день пребывания моего в Париже Сподин пригласил меня на обед, но за столом сидели какие-то подозрительные личности, вроде советских патриотов, и я поспешил откланяться, а то ещё меня придушили бы. Посетил в церкви на Дарю старых друзей, теперь уже покойных, меня целовали и обнимали после семи лет разлуки. Принёс им вина и закусок, выпили, и от них я отправился на вокзал Аустерлиц, откуда мы выехали на Ирум.

Приехали «домой» в Испанию. Холодный туман, иней, а в Германии была почти весенняя погода. Было начало февраля 1944 года. В Ируме получили хлебные карточки, обменяли у коменданта немецкие оккупационные марки на песеты (1 марка — 4.10 песет), зашли в какой-то ресторан пообедать, там полно английских лётчиков, бежавших от немцев — их отправляли постепенно в Англию. Юренинский поднял руку и сказал: «Хайль Пгглер!». Обошлось без последствий.

В поезде с нами ехало из Франции много испанцев — рабочих. Держали они себя весьма скромно, но, когда в Гендайе пересели в испанский поезд на Ирун, лица их прояснились, оживились, и они запели песню насчёт немцев «Кабеса квадрада» («квадратная голова»). Утром прибыли в Мадрид: сумрачная погода, пронизывающий туман, холодно. Остановились в том же пансионе, откуда выехали в Италию. В Испании всё было по карточкам, но некоторые продукты продавались свободно — консервы, рыба, одежда и обувь. С табаком было трудно, тоже по карточкам. Карточная система продолжалась 15 лет, так как красное правительство вывезло испанский золотой запас в Москву.

Пришлось опять зачислиться в милицию, так как нужно было на что-то существовать, но мы скоро оттуда ушли. Открылась русская антикоммунистическая секция Испанского радио, и я там пробыл 20 лет до своего выхода на пенсию в конце 1975 года.

Большинство моих соратников по испанской войне уже ушли в другой мир, со временем и я последую за ними.

В 1920 году после кровопролитных боёв у Каховки в августе месяце остатки Корниловской дивизии ушли на формирование и отдых в район Мелитополя. Команда пеших разведчиков 1-го полка стояла в селе Ново-Николаевка. Приехал я в Мелитополь за 20 вёрст. Знакомая девица познакомила меня со своей хозяйкой — женщиной средних лет восточного типа. Она предложила мне погадать — она гадала на картах, по линиям рук, на бобах. Мне запомнились её предсказания. По ним мне предстояло долговременное морское путешествие — и через два месяца мы сели на корабли, чтобы покинуть Родину.

Гадалка обещала также, что я возвращусь на Родину в более завидном положении, чем те, с кем мне придёте? встречаться (она не могла объяснить толком, что это значит) — и вот через 25 лет я вернулся на Родину в звавши итальянского офицера, в более выгодном положении, чем местные жители. Пообещала она и то, что я проживу до 80-ти лет — есть надежда, так как мне осталось немного до этого срока, да и обладаю прекрасным здоровьем. А вот что касается предсказания о том, что к концу моих дней я буду богатым человеком… Что ж, раз я не разбогател, — наверное, действительно ещё не наступил конец моих дней!..

Можно верить, можно не верить в предсказания (я не верю), но три предсказания исполнились с математической точностью…

Окончено 7 мая 1976 года. Мадрид.

М . Ф. Скородумов[24]

История образования Русского корпуса в Сербии

В апреле 1941 г. после жестокой бомбардировки Белграда немецкая армия в девять дней оккупировала Югославию. В то время югославская армия представляла собой морально и политически разложившуюся массу, в значительной степени уже зараженную коммунизмом. Не оказав никакого серьезного сопротивления, она разбежалась в несколько дней…

С приходом немцев началась трагедия русских эмигрантов в Сербии. Очень многие в результате бомбардировки Белграда потеряли всё своё имущество, а некоторые и своих родных. Двадцать пять тысяч эмигрантов — мужчин, женщин и детей, более двадцати лет живших в Сербии, были разбиты на множество организаций: от крайне правых до крайне левых. Большинство всё же было правых, очень небольшая часть — левых, и только единицы ради моды сделались фашистами. Национал-социалистов не было вообще.

Сербское население в то время относилось к Белым русским враждебно, так как многие сербы были настроены прокоммунистически и открыто мечтали о приходе «батюшки Сталина». В результате этого произошла масса инцидентов, столкновений и избиений русских эмигрантов. В дополнение ко всем несчастьям, благодаря советофильскому настроению сербского правительства, последовало увольнение со службы русских эмигрантов, и «в один день» наша эмиграция оказалась на улице без всякой помощи, средств и работы. В такой обстановке в июне 1941 г. началась война между Германией и Советским Союзом. Вслед за этим в Сербии вспыхнуло коммунистическое восстание, которое охватило почти всю страну: начались избиения русских эмигрантов целыми семьями. Русские люди, оставшиеся без средств к существованию, выброшенные со службы и преследуемые сербскими коммунистами, бежали из провинции в Белград.

В то время я возглавлял Бюро по защите интересов русской эмиграции в Сербии. В Русском доме, где находилось Бюро, все подвалы были забиты голодными русскими беженцами. С большим трудом была создана бесплатная столовая, но это не решало проблему. Считая это своим долгом, я обратился к сербским властям с просьбой о защите русской эмиграции. Сербские власти ответили, что они бессильны что-либо сделать, — «обращайтесь к немцам». После этого я обратился к немецким военным властям. Немецкое командование ответило: «Защищайте себя сами». Вскоре в Югославии образовалась так называемая «Советская Ужицкая республика». От рук сербских коммунистов уже погибло около трехсот русских людей, среди которых были женщины и дети. Я решил обратиться к одному из немногих сербских антикоммунистов — министру Д. Льотичу, так как последний получил от немецкого командования разрешение формировать антибольшевистский сербский корпус. Я просил его дать оружие, дабы русские могли защищать себя и свои семьи. Министр Льотич, большой русофил, ответил, что, к сожалению, он ничего дать не может: ему самому немцы оружия выдали меньше, чем необходимо. Тогда я обратился к начальнику штаба немецкого главнокомандующего на Юго-Востоке полковнику Кевишу. Полковник, от имени главнокомандующего, предложил мне немедленно отдать приказ всем способным носить оружие русским эмигрантам вступать в немецкие полки в местах их расположения. На это я ответил, что такой приказ отдать не могу, так как Белые, как политические эмигранты, могут воевать только против большевиков, а вступая в немецкие полки, которые могут быть переброшены на другие фронты, русские эмигранты будут вынуждены воевать и против некоммунистических государств, что для Белых абсолютно невозможно. Я добавил, что могу отдать приказ лишь о формировании отдельного русского корпуса для борьбы на Восточном фронте, и вполне естественно, что за время формирования этот корпус примет участие в борьбе с сербскими коммунистами. После долгих переговоров и торговли полковник Кевиш заявил наконец, что главнокомандующий разрешил формирование Отдельного Русского Корпуса и дал обещание после ликвидации коммунизма в Сербии перебросить этот Корпус на Восточный фронт.