Книга Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин

Я получил справки от коменданта на право учёбы и проживания в Асино, а дальше уже начинается история нашей с Машей учёбы в Асиновской средней школе. Жили мы у троюродного брата отца Прокопия Артамоновича Неволина. Родственные отношения в те года были крепкими. Может быть, с позиции сегодняшнего дня кому-то покажется странным, зачем бы троюродному брату, обременённому большой семьёй и имеющему всего лишь одну комнату в полубарачном доме, брать на квартиру двух школьников только потому, что мы его дальняя родня. А вот взял без каких-либо условий.

Прокопий Артамонович тоже находился в ссылке, но его как истинного «лошадника» взяли на работу конюхом в Асино в районное отделение НКВД. И жил он с семьёй во дворе конного двора. В их одну-единственную комнату пристроились и мы с сестрицей, и оба стали учиться. Она в восьмом, а я в девятом классе.

Угла своего мы не имели. Спали на полу. Сами варили себе примитивную еду из картошки и круп, а родители привозили нам сало, мясо, ягоды, капусту, грибы. Хлеб покупали по карточкам. Жена Прокопия Ариша, добрая милая женщина, была не из наших ссыльных, но относилась к нам сочувственно и как-то помогала перебиваться с хлеба на квас. У Ариши с Прокопием были две дочки и маленький сынишка в зыбке, с которым мы иногда водились – качали зыбку.

В школе в Асино я быстро нашёл друзей. И мне здесь учиться тоже нравилось. В классе местных жителей было меньше половины. Преобладали дети эвакуированных родителей из Ленинграда и Северного Кавказа. Преподаватели, в основном, тоже были с запада. Девочек и мальчиков с начала года было приблизительно поровну, а потом парней постарше стали забирать в армию, и мальчишечьи ряды поредели. Кроме эвакуированных, в школе учились и дети военнослужащих из недавно образованного пехотного училища и охранных служб лагерей заключённых.

В 1942 году Асино представляло собой районный центр всего бассейна нижнего течения реки Чулыма, с огромной территорией: не город, а некая смесь рабочего посёлка и старой деревни Аксёновки, на базе которой он и возник. Посёлок не компактный, а весьма разбросанный по территории, включавший лагеря заключённых, военный городок, лесоперевалку, настоящую деревню с районной управой в центре, где стояла наша школа и жили мы. Тут же был небольшой железнодорожный вокзал, здание которого существует и по сей день.

Директором школы был мужчина по фамилии Уланов. Правда, вскоре его взяли в армию. О директоре ходила слава как об умелом руководителе и воспитателе. Он и потом, после войны, возглавлял школу.

С Машей мы учились хорошо. Она у меня была хозяйкой по еде, а прочие обязанности выполнял я. Вообще нужно сказать, моя Маша была большой умницей и труженицей, а для меня она была не только сестрой, но и большим другом.

В школе я повстречал ещё одного друга детства – Алика Литвинова. Его отец работал у нас главным врачом участковой больницы, а мать – акушеркой. Позже стало известно, что мать вышла из состоятельной дворянской семьи, а отец из пролетариев. Оба были хорошими специалистами. Все ссыльные их уважали.

Кроме Алика, у Литвиновых был ещё младший сынишка. И я, как свой, ходил к ним в дом, где мы с Аликом играли на медвежьей шкуре. У них в доме, кроме всего прочего, был единственный на все участки патефон. В 1938 году отца посадили в каталажку, но потом отпустили (единственный случай в нашей округе!), и он после этого принципиально уехал в райцентр. Когда же мы приехали в Асино, сам Литвинов был уже на фронте, а дети остались с матерью. Алик учился на год младше, и мы с ним теперь виделись реже. Наша дружба ослабла.

Е. Ф. Карпов и В. А. Неволин: дружба длиною 70 лет. На р. Чулым у Ачинска

Зато самая крепкая дружба у меня завязалась с того времени и продолжается по сей день с Женей Карповым. Женя был самым высоким в школе и способным учеником, особенно в математических науках. Отец его воевал, а он с матерью жил на квартире неподалёку от нас.

Из других одноклассников запомнились Анатолий Шалагинов, Роберт Янукович, Барков. В середине сентября в классе появился Ваня Иванников (летом он работал). Этот Ваня потом стал моим товарищем по военной службе, и мы дружили с ним до конца его жизни. Из девочек с нами учились Роза Альшиц, Ривлина, Кухта и другие эвакуированные ленинградки.

В те годы в школе была хорошо поставлена военная подготовка. Как и в Батурине, военруками были красные командиры запаса, настоящие вояки, люди дисциплинированные, готовящие нас к предстоящим боям. Занятия проводились всерьёз, по-настоящему, с выходом в поле, на местность. Девочки в это время учились на курсах медсестёр.

Иван Семёнович Иванников и Виктор Андриянович Неволин: встреча через 22 года. 1972 год

После занятий в школе я много помогал Прокопию Артамоновичу в хозяйстве. Ведь надо было как-то отрабатывать предоставленное жильё. Убирал в конюшне, кормил лошадей сеном, когда не было хозяина. Часто сам запрягал лошадей для сотрудников НКВД, а позже изредка превращался в кучера энкавэдэшных особ, которые ездили по своим делам, и вечерами ждал их на морозе в санках.

Войне не было конца. В Асино был глубокий тыл, но с суровым лагерным оттенком. Мало того, что вокруг райцентра располагались сплошь лагеря заключённых, работающих на перевалке и переработке древесины. Сюда со всех концов страны везли ссыльных, выпущенных из тюрем, настоящих доходяг, в основном из западных территорий, освобождённых Советским Союзом перед самой войной.

Однажды я пришёл в парикмахерскую и ждал очереди. В коридоре стояла железная печь, и рядом со мной на лавке оказался мужчина средних лет, весь опухший, в старой лагерной одежде. Он поинтересовался, в каком классе я учусь, что изучаю. Хотя мужчина с трудом говорил на русском языке, я сразу почувствовал, что это человек учёный. Потом он попросил завернуть ему цигарку: у него самого руки не слушались. Я оторвал ему клочок газеты, насыпал махорки, завернул папироску и поджёг. Мой сосед с особым наслаждением вдохнул в себя дым. Спросил меня, изучаем ли мы бином Ньютона.

Потом он поведал мне, что окончил два университета – Венский и Краковский, математик. Когда пришли советские войска на Западную Украину, его за что-то посадили, отправили в лагерь, а потом выпустили по инвалидности и привезли сюда, в ссылку. Он пытался где-нибудь устроиться на работу, но доходяг нигде не брали и не предоставляли жилья, и вот он, горемычный, ищет место где-нибудь погреться. Пробовал пристроиться в деревнях – и там никто не берёт. Вот и ночует, где придётся. Раньше мучил голод, но сейчас даже есть не хочется. Только бы лежать, спать, но и для этого нет никакой возможности.

Ну чем я мог помочь этому обездоленному человеку, когда сам жил на квартире и питался, как попало? Через несколько дней ударил сильный мороз. Даже воробьи замерзали на проводах. Утром я рано пошёл на базар и на обочине дороги увидел замёрзшего человека. Все шли мимо, и никто не останавливался: трупы – дело милиции. В замёрзшем человеке я признал своего недавнего собеседника из парикмахерской. В те холодные зимние дни, рассказывали, помёрзло очень много этих ссыльных. Прямо у костров. Даже огонь не мог согреть их, голодных и обессиленных. Рассказывали, что на одном сибирском полустанке задержался эшелон с заключёнными. Охрана просто забыла о своих узниках, не обеспечила теплушки топливом на ночь, и заморозили заключённых. Человеческая жизнь в то время ничего не стоила.