Книга Правдивая история завоевания новой Испании - Берналь Дель Кастильо

Прием в Чолуле, несомненно, сперва был и сердечным, и искренним. Но, увы, вскоре все изменилось. А именно, Мотекусома предписал через тех своих послов, какие были при нас, чтоб Чолула потихоньку готовилась к бою, который откроется тогда, когда придет от него войско в 20 000 человек, и будет продолжаться этот бой беспрерывно днем и ночью, до полного нашего истребления. Подкреплялось это предписание многими подарками и наградами, например, золотым барабаном или обещанием двадцать из нас принести в жертву идолам именно здесь, в Чолуле.

Все было предусмотрено до мельчайших деталей: присланное войско спрятано в лесистых ущельях примерно в пол-легуа от Чолулы, оружие роздано в громадном изобилии, балконы снабжены брустверами, улицы перерезаны рвами и земляными насыпями, дабы затруднить действие конницы; некоторые дома, как оказалось, были даже наполнены особыми шестами, ошейниками и ремнями, чтоб крепко-накрепко связать нас и в таком виде доставить живыми в Мешико… Но Бог всемогущий решил иначе, как мы увидим…

Поместили нас в очень удобных квартирах, и пища шла нам изобильная. Но уже на третий день прекратили доставку еды, перестали появляться также всякие касики и жрецы. Если же показывался какой-нибудь индеец, он насмешливо хохотал и вскоре исчезал.

Кортес потребовал от послов Мотекусомы объяснений, почему прекращена доставка съестных припасов. Те ответили, что временно вышел весь маис в Чолуле.

На тот же третий день прибыло новое посольство от Мотекусомы, но уже с иным совершенно поведением: без всякого церемониала, прямо-таки нахально, они объявили, что Мотекусома не желает нашего прибытия в столицу, так как нечем нас там содержать; ответ должен быть дан сейчас.

Кортес сразу понял, что дела приняли скверный оборот, но с обычной вежливостью и сдержанностью выразил лишь удивление, как это великий Мотекусома столь часто меняет свои намерения; а что касается их отъезда, то он просит их несколько повременить, на что они и должны были согласиться. Нас же он сейчас собрал и внушил еще большую осторожность, ибо пахнет изменой. Наконец, он пригласил к себе самого важного из здешних касиков, но тот не пришел, объявившись больным. Опасные признаки накоплялись все больше, и Кортес велел нам возможно незаметнее извлечь, бережно и даже с почетом, из близлежащего cues [(пирамиды храма)] парочку papas [(жрецов)]. Это удалось, и Кортес начал с того, что богато одарил их, и потом спросил с помощью наших переводчиков доньи Марины и Агиляра: почему с недавнего времени жрецов, касиков и прочих жителей обуял такой неожиданный страх пред иноземцами? Один из них, самый главный, ответил, что никакого особого страха нет и он готов пойти и пригласить касиков, что он и исполнил. Кортес к ним обратился с тем же вопросом, указав, что ему пора двинуться дальше, в Мешико, а посему они должны доставить носильщиков [(tamems)] для переноса пушек [(tepuzques)} и багажа. Ответ был какой-то странный, а один из касиков прямо проговорился, заявляя, что они давно бы прислали еды, если бы не было запрета Мотекусомы.

Еще во время этих переговоров трое из наших друзей из Семпоалы, которые, в отличие от тлашкальцев, вошли с нами вместе в город, тайно донесли Кортесу, что ближайшие к нам улицы уже перекопаны и что глубокие рвы, внутри которых торчат заостренные колья, искусно замаскированы досками и землей; что на крышах и балконах навалена масса камней; что ряд улиц закрыт сооружениями из толстенных бревен. Почти одновременно прибыли и восемь тлашкальцев со следующим указанием: «Малинче! Видишь, насколько мы были правы в своих предостережениях. Чолула готовит тебе ловушку; еще вчера они принесли в жертву своему идолу войны семерых, из них пятеро — дети, чтобы дал им победу над вами, и вчера же они вывели жен и детей из города». Кортес поблагодарил их горячо, просил вернуться в лагерь и быть особенно бдительными, чтоб при первом зове двинуться в город на соединение.

Местным же касикам Кортес посоветовал помнить их обещание испанскому королю и не беспокоиться, ибо на следующий день он порешил выступить в Мешико, для чего Чолула должна предоставить носильщиков и 2 000 воинов, то есть столько же, сколько и Тлашкала. Касики обещали точное исполнение и откланялись, весьма радуясь, по-видимому, что их так легко выпустили и что мы своей просьбой о воинах еще более облегчили им дело, ибо те могут внезапно напасть на нас и продержаться, пока не подоспеет войско Мотекусомы для окончательной расправы. О том, что мы почуяли измену, никто из них не догадывался.

Кортес же старался все более и более точно проникать в их планы, а посему обратился к донье Марине, чтоб она новыми подарками склонила жрецов на дальнейшие разговоры. Донья Марина ловко умела обделывать такие дела, и вскоре пред Кортесом предстали оба жреца. Кортес убедительно доказывал, что им, почтенным старцам, да еще священникам, менее всего пристало лгать, а посему он надеется, что они выложат ему всю правду, тем более что он завтра уходит и никому не скажет ни слова. Жрецы помялись немного, но постепенно разговорились: что Мотекусома несколько раз уже менял свои намерения, что раньше он приказал принять нас радушно в Чолуле и с почестями проводить в Мешико, а теперь мешикское жречество уверило его, что их Тескатлипока и Уицилопочтли порешили нашу погибель в Чолуле, а посему он послал большое войско на помощь этому городу…

Богато одарив жрецов и отпустив их, Кортес собрал войсковую сходку для изложения дел. Меньшинство стояло либо за избрание другого пути, либо даже за возвращение в Тлашкалу; мы же, большинство, указывали, что, не отомстив как следует за измену в Чолуле, мы в другом месте подвергнемся еще большей напасти, что если уже начать военные действия, так именно здесь, в богатом и изобильном городе и что прежде всего нужно известить наших друзей тлашкальцев за городом, чтоб и они своевременно могли принять участие в нашем бранном труде.

Затем Кортес приказал нам приготовиться к походу на завтра, что было не трудно, ибо добра у каждого из нас было почти что ничего, а послам Мотекусомы объявил, что какие-то злодеи в Чолуле замышляют коварство и измену, что они даже готовы свалить вину на послов и самого Мотекусому, чему он, конечно, не верит, а посему просит их остаться у нас, прекратив всякие сношения с горожанами, а завтра, при походе, быть нашими проводниками в Мешико. Послы, разумеется, проявили большое изумление, уверяли в полнейшей своей лояльности, но все же к ним приставили стражу.

Всю ночь мы были начеку, так как предполагали именно ночное нападение. Наибольшую уверенность получили мы еще со слов старухи-индеанки, жены одного касика, которой донья Марина, молодая, красивая и богатая, настолько приглянулась, что она уговаривала ее бросить нас и перебраться к ней, ибо ночью нас всех перебьют по приказу Мотекусомы. Пусть она соберет все свои драгоценности — а у нее их было уже не мало, — и она ее сохранит, а затем выдаст ее за своего второго сына.

Умная донья Марина горячо благодарила старуху, но сказала, что сейчас не может с ней пойти, так как ей одной не снести всех своих вещей. Пусть она вместе с сыном останется в нашем лагере до ночи, и тогда они заберут все и уйдут вместе с ней. Старуха так и сделала, и донья Марина завела с ней длинные разговоры, понемногу вытягивая из нее все, что та знала. Оказывается, муж ее — начальник одного из кварталов; вот уже дня три, как идут подготовления к нападению; войско Мотекусомы прибыло и искусно спрятано, отчасти в самом городе; роздано много подарков и еще больше обещано; особые награды ожидают тех, которые живьем поймают испанца, чтоб он мог быть заколот на алтарях Мешико…