Книга Мария Стюарт - Родерик Грэм

Тело Генриха II забальзамировали и после погребальной мессы в Нотр-Дам похоронили в соборе Сен-Дени. Последним официальным действием Монморанси в качестве коннетабля Франции был ритуал, во время которого он бросил в могилу свой жезл и воскликнул: «Король умер!» — затем, после троекратного чтения молитвы «Отче наш», поднял жезл и возгласил: «Да здравствует король!»

Так начался период, прозванный острословами того времени царствованием трех королей: Франциска II Валуа, Франсуа де Гиза и Шарля, кардинала Лотарингского. Семья Гизов наконец обрела ту власть, о какой мечтала годами, а сделала это возможным Мария Стюарт. Ее воспитали королевой Франции и старательно приучили к тому, чтобы слушаться советов дядей. Впрочем, Мария научилась у Дианы и тому, что власть Гизов может получить выражение лишь через Франциска II, и была только рада руководить им.

Король теперь стал центром притяжения для врагов Гизов, которых возглавлял брат по-прежнему не определившегося короля Наваррского Луи де Конде. Конде был полной противоположностью брату, полон решимости и искренности; незадолго до того он стал протестантом. Когда Луи де Конде в 1560 году организовал заговор с целью лишить власти братьев Гизов и захватить короля, словарь французских протестантов обогатился новым словом: заговорщики собирались в порту Гюге на западном побережье Франции, и с того времени французские протестанты стали известны как гугеноты.

Противостояние гугенотов, или протестантов, и католиков заполнило всю жизнь Марии. Конфликт начался десятилетиями раньше с растущего недовольства народа Римской церковью. Она стала слишком богатой и контролировала все стороны повседневной жизни: от крещения и брака до смерти и похорон. Она управляла всеми школами и университетами, где обучение, как и богослужение, шло на латыни — языке, которого простые люди не понимали. Подобным же образом и Библия оказывалась недоступной для населения и не была переведена с латыни. Месса была таинством, в котором участвовало только духовенство, а миряне являлись лишь благочестивыми свидетелями, взиравшими на него на расстоянии. Доступ на небеса — после подобающего отрезка времени, проведенного в чистилище, — приобретался тоже только при посредничестве духовенства. Святых, однако, считали полиглотами: им можно было молиться везде и на любых языках.

В XIV веке опустошающая волна «черной смерти» унесла почти треть населения Европы, невзирая на пламенные, хотя в целом и бесполезные молитвы церкви. Конфликт по поводу выборов папы вырос в Великую схизму, когда в Риме и Авиньоне сидели соперничавшие папы, каждый из которых утверждал, что только он один изрекает абсолютную и бесспорную истину; при этом оба они обладали властью, лишь пока были полезны их светским хозяевам. В конце XIV века известный английский богослов Джон Уиклиф отверг многие церковные догмы. Он возглавил группу бедных священников, проповедовавших перед народом и шокировавших окружающих тем, что использовали английский перевод Библии. В XIX веке историк Томас Карлайль назвал Уиклифа «глубоким стержневым корнем всего дерева». Хотя Уиклифу позволили спокойно умереть, его чешскому последователю Яну Гусу не повезло — он стал первым мучеником реформатов. Более чем через сто лет голландский ученый Дезидерий Эразм, подобно Уиклифу, смог выжить, несмотря на то, что проповедовал по всей Европе гуманистическое христианство; его приветствовал у себя даже строгий католик-консерватор Томас Мор.

А 31 октября 1517 года в Виттенберге монах-августинец Мартин Лютер потерял последнее терпение, которого у него и так было немного. Популярность его реформ и осуждения порочности папского двора захватила и князей Священной Римской империи, восставших против католического императора Карла V. Поначалу Карл терпимо относился к их требованиям, но в 1529 году отменил свой декрет о терпимости. Князья заявили протест, а участники этого движения получили имя протестантов. Внутри течения неизбежно начался раскол; анабаптисты призывали к обобществлению собственности. Однако, посягнув на право собственности, они зашли слишком далеко и их уничтожили с садистской жестокостью[31].

Швейцария, все еще являвшаяся свободной конфедерацией городов-государств, стала признанным убежищем протестантов, и к августу 1535 года Женева превратилась в протестантскую республику. На следующий год проповедником в соборе Сен-Пьер назначили француза из Пикардии — Жана Кавена, теперь известного как Жан Кальвин. Его единоверец Джордж Уишарт проповедовал в Шотландии учение гельветического[32] вероисповедания, когда его схватили и казнили по приказу кардинала Битона. В свою очередь, Джон Нокс провел несколько лет своего изгнания в Женеве в годы правления Марии Тюдор. Движение реформатов пустило корни среди шотландской знати, причем многие присоединялись к нему из чувства протеста к тому, что считали офранцуживанием страны. У движения не было харизматического лидера до тех пор, пока 2 мая 1559 года Нокс наконец не вернулся в Шотландию; тогда то, что было протестом, превратилось, по сути, в гражданскую войну.

Во Франции недовольство мирян властью высокомерных Гизов приобрело религиозный элемент, поскольку католики и протестанты проводили между собой демаркационную линию. Что до Марии, католическая вера составляла неотъемлемую часть ее жизни. Она ежедневно ходила к мессе, порой даже несколько раз в день. В ее часовне, куда она приходила с подругами, капеллан служил литургию и выслушивал ее детские исповеди. Все это было для нее так же естественно, как дышать свежим воздухом или умываться. В Марии не было религиозного рвения гугенотов, которых ее покойный свекор считал просто изменниками-простолюдинами. Общение Марии с простолюдинами ограничивалось лишь приветствовавшими ее толпами и слугами, к которым она относилась с добротой; те обожали ее, проявляя льстивое подобострастие. Обращение в протестантизм ее сводного брата лорда Джеймса Стюарта шокировало ее не потому, что угрожало его бессмертной душе, но потому, что он стал противником ее матери. Тем не менее она убедила Франциска II отправить ему письменный разнос. Нераскаявшийся Стюарт ответил выражением надежды на обращение самого Франциска. Марию удивляло, что кто-то может стать врагом ее дядей или ее мужа по религиозным мотивам, а Екатерина и ее дяди позаботились о том, чтобы она знала об оппозиции как можно меньше. В конце концов, ересь была частью таинственного мира мужчин и придворной политики, к которой она не имела особого отношения. Марии объяснили, чего от нее ожидали — а именно, наполнить детскую наследниками престола, — но Диана наверняка сказала ей, что, учитывая физическое развитие мужа, ей не следует быть слишком ретивой. В брачную ночь Мария и дофин разделили постель, однако двор не ожидал на следующее утро увидеть торжество, отмеченное пятнами крови на простынях. Мария на какое-то время была рада довольствоваться дружескими отношениями в браке, не сопровождавшимися физической близостью.

Мария была довольна ролью королевы Франции, Шотландии и Англии; на ее посуде было выгравировано: Franciscus et María, De i Gratia Franciae, Scotiae, Angliae et Hibemae, Rex et Regina[33]. Не слишком тактичным было угощать Трокмортона на этой посуде. Елизавета и Сесил посоветовали ему начать обхаживать Екатерину, поскольку она «по сути и на деле обладает властью (хотя и не титулом) королевы-регентши». Крепкую хватку Гизов чувствовали и в Шотландии, так как 3 августа королевская чета отправила Марии де Гиз чистые подписанные листы для распределения от их имени подарков. Франциск II умилостивил Елизавету, продолжая использовать традиционное титулование и печати, однако Мария бездумно продолжала использовать титул María, Dei Gratia Regina Franciae, Scotiae, Angliae et Hibemae[34].