Книга Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон

— Одного сознания твоего возмутительного поступка с гостем твоего отца было бы вполне достаточно для этого. Где же была та привязанность, которую ты высказывала мне; где ваша хваленая мягкость обращения, когда, злоупотребляя ни с чем несообразной силой своего пола, ты унизила меня в присутствии всех гостей, в присутствии ее высочества, дочери вашего правителя, я хотел сказать, и уложила меня в постель, точно капризного ребенка?

— Неблагодарный! Ты упрекаешь меня за то самое, в чем я проявила мою любовь? Неужели ты думаешь, что даже совершенно свободная от того чувства ревности, которое исчезает в блаженном сознании обладания сердцем любимого существа, что я могла быть равнодушным свидетелем той опасности, которой ты подвергался, благодаря необдуманному поступку этого глупого ребенка?

— Остановись! Раз ты коснулась опасностей, я должен сказать, что самая большая из них грозила мне, если бы я отвечал на твою любовь. Твой отец прямо объявил мне, что в этом случае смерть моя была бы также неизбежна, как истребление гигантской ящерицы, которую Таэ обратил в пепел одним взмахом своего жезла.

— Неужели это охладило твое сердце! — воскликнула Зи, она опустилась на колени возле меня и взяла мою правую руку. — Это правда, что такой брак, как между людьми одной расы, невозможен между нами; наша любовь должна быть также чиста, как у двух любящих сердец, соединяющихся в загробной жизни. Но разве не довольно счастья быть всегда вместе, в тесном союзе сердца и мысли? Слушай: я только что оставила моего отца. Он соглашается на наш союз при таких условиях. Я пользуюсь достаточным влиянием в коллегии ученых, чтобы через них испросить невмешательство Тура в свободный выбор Гай, если ее брак с чужеземцем будет только союзом душ. Разве для истинной любви недостаточно такого чистого союза? Сердце мое рвется к тебе не для одной этой жизни, где я буду делить с тобою все ее радости и печали: я предлагаю тебе вечный союз, в мире бессмертных духов. Разве ты отринешь меня?

В то время как она говорила, ее лицо совершенно изменилось; отчасти строгое выражение его исчезло, и эти чудные человеческие черты сияли теперь почти небесной красотой. Но она скорее наводила на меня трепет как ангел, пред которым я готов был преклониться, и не могла пробудить во мне тех чувств, которых требовало сердце женщины. После неловкого молчания, длившегося несколько моментов, я стал высказывать ей мое чувство благодарности и в уклончивых выражениях, соблюдая всякую деликатность, старался дать ей понять всю унизительность моего положения между ее соотечественниками как мужа, лишенного права быть отцом.

— Но мир, — сказала Зи, — не ограничивается одною нашею общиной, или племенем Вриль-я. Ради тебя, я готова покинуть мою страну и мой народ, Мы улетим с тобою в какую-нибудь отдаленную страну, где ты будешь в полной безопасности. У меня хватит силы, чтобы перенести тебя на моих крыльях через все дикие пустыни, которые нам встретятся на пути. Я сумею пробить долину среди скал для постройки нашего жилища, где ты один заменишь для меня целый мир. Но, может быть, ты непременно хочешь возвратиться в твой дикий мир, с его непостоянным климатом, освещаемый его переменчивыми светилами? Только скажи мне слово, и я открою тебе обратный путь; и там я буду верною подругою твоего сердца, пока мы не соединимся в том вечном мире, где нет ни смерти, ни разлуки.

Я был до глубины души тронут этим страстным выражением самой чистой, искренней любви, этим нежным голосом, доходившим до глубины сердца. На мгновенье мне казалось, что я мог бы воспользоваться могуществом Зи для своего возвращения на поверхность земли. Но самого краткого размышления было достаточно, что бы показать всю низость такого поступка в возврат за всю ее бесконечную преданность; я увлекал это удивительное существо из родного дома, где меня принимали с таким радушием, в чуждый и ненавистный ей мир; и разве ради этой возвышенной духовной любви я в силах был навсегда отказаться от привязанности, более близкой мне по природе, земной женщины. Но, думая о Зи, я не должен был забывать при этом и о той расе, к которой я принадлежал по рождению.

Разве я мог ввести в наш мир существо, обладающее такими могучими, почти сверхъестественными силами, которое одним взмахом своего жезла могло обратить в пепел целый Нью-Йорк, со всеми его удивительными учреждениями? Да кроме той опасности, которая в лице ее угрожала бы целому миру, разве я сам мог быть уверен в своей личной безопасности с такою подругою, в случае какой-либо перемены в ее привязанности, или малейшего повода к ее ревности. Все эти мысли быстро пронеслись в моей голове и послужили основанием моего ответа.

— Зи, — сказал я с чувством, прижимая ее руку к своим губам, — у меня нет слов, чтобы высказать, как я тронут, как я почтен твоей высокой самоотверженной любовью. Я отвечу тебе с полною искренностью. У каждого народа свои обычаи. Обычай твоего народа не позволяет тебе быть моей женой; точно также, по условиям нашей жизни, я не могу вступить в подобный союз. С другой стороны, хотя я и не лишен известного мужества, при встрече со знакомыми мне опасностями, но я без ужаса не могу себе представить того брачного жилища, о котором ты говорила… среди вечного хаоса борющихся между собою стихий… огня, воды, удушающих газов… в постоянной опасности быть съеденным какой-нибудь гигантской ящерицей. Я, слабый Тиш, недостоин любви Гай столь высокой, мудрой и могучей, как ты. Да, я недостоин этой любви, потому что я не могу отвечать на нее.

Зи оставила мою руку, встала и отвернулась, чтобы скрыть свое волнение; она сделала несколько шагов к выходу, и остановилась на пороге. Внезапно какая-то новая мысль поразила ее; она вернулась ко мне и сказала шепотом:

— Ты сказал мне, что слова твои искренны. Так ответь мне совершенно искренно на этот вопрос. Если ты не можешь любить меня, не любишь ли ты другую?

— Никого.

— Ты не любишь сестру Таэ?

— Я в первый раз видел ее вчера.

— Это не ответ. Любовь быстрее вриля. Ты колеблешься сказать мне. Не думай, что только одна ревность побуждает меня предостеречь тебя. Если дочь Тура признается тебе в любви… если она, по своей необдуманности, скажет своему отцу, что ты отвечаешь ей, он должен немедленно истребить тебя; это его прямая обязанность; потому что благо общества не допускает, чтобы дочь Вриль-я вступила в брак с сыном Тиша (если это не один духовный союз). Увы! Тогда уже для тебя нет спасенья. У нее не хватит сил, чтобы унести тебя на своих крыльях; у нее нет тех знаний, чтобы устроить ваше жилище в пустыне. Верь мне, что это предостережение вызвано только моею дружбою, а не ревностью.

С этими словами Зи оставила меня. И с ее уходом, разлетелись в прах все мои мечты о троне Вриль-я, а также и о всех тех политических и социальных реформах, которыми я хотел облагодетельствовать эту страну в качестве ее неограниченного государя.

XXV

После описанного разговора с Зи, я впал в глубокую меланхолию. Тот интерес, который возбуждали во мне жизнь и обычаи этого удивительного общества, совершенно пропал. Меня теперь постоянно преследовала мысль, что я нахожусь среди народа, который, при всей своей внешней доброте ко мне и мягкости, во всякую минуту и без малейшего колебания может подвергнуть меня смерти. Добродетельная и мирная жизнь этих людей, вначале казавшаяся мне столь привлекательною, по сравнению с бурными страстями и волнениями нашего мира, теперь удручала меня своей скукою и однообразием. Даже ясная тишина этой, вечно освещенной, атмосферы способствовала к упадку моего духа. Я жаждал какой-нибудь перемены, все равно — будь то зима, буря, мрак. Я начинал сознавать, что мы, смертные, населяющие верхний мир, как ни мечтаем мы об усовершенствовании человека, как ни стремимся мы к высшей, более справедливой и мирной жизни, не подготовлены для того, чтобы долго наслаждаться тем самым счастьем, которое составляет наш идеал.