Книга Дыхание смерти - Екатерина Неволина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну хорошо, – согласился он. – Однако пусть мальчишка держится подальше от схватки. Нам не хватает только того, чтобы его изобличили прямо в ходе турнира.
– Мне кажется, я вчера неплохо сражался, – ледяным тоном заметил Эльвин. – Постараюсь не посрамить честь сэра Чарльза и сегодня.
– Постарайся, – не менее холодно отозвался сэр Вильгельм и вышел прочь.
А Маша помогла Эльвину обмотаться тряпками, которые не только делали его худощавую фигуру более плотной, но и весьма помогли ему вчера, и надела на него кольчугу.
– Я в тебя верю, – прошептала она, прежде чем покинуть комнату.
Ей показалось, что на глазах парня блеснули слезы, но он поспешно взял меч и с деланным безразличием принялся начищать и без того блестящее лезвие.
– Мария… – Он запнулся, и Маша заметила, что щеки парня порозовели. – Не могли бы вы дать мне что-нибудь на удачу?..
– Что? – Девушка растерялась, пытаясь представить, что принято дарить в подобных случаях.
– Ну перчатку, чулок или пояс…
Маша, тоже смутившись, поспешно развязала голубой пояс – сегодня на ней было ярко-голубое платье с вышитыми птицами и листочками. Пояс тоже украшал узор, сверкающий под проникающим через узкое оконце солнцем.
– Спасибо!
Принимая дар, Эльвин опустился на одно колено.
Сегодня на арене не сражались копьями – в ход шли лишь мечи, ведь только меч может показать истинное мастерство рыцаря, его ловкость, силу духа и выносливость.
Рыцарь, на щите которого были изображены сокол и роза, появился одним из последних. На нем, как всегда, был глухой шлем.
– Сэр Чарльз, вижу, вы не торопитесь, – насмешливо приветствовал его сэр Эдвард, проезжаясь перед трибунами, на которых сидели зрители, так, чтобы показаться им в лучшем свете.
– Зато я как раз вовремя для того, чтобы продемонстрировать свое искусство сражаться, а не красоваться перед дамами, – послышался из-под шлема глухой голос.
– Ну вы-то, сэр Чарльз, совсем затворником стали. Может, постриг принять вознамерились и презираете теперь светские увеселения и внимание прекрасных дам вам, должно быть, без надобности? – не сдавался противник.
– Мне хватит внимания всего одной дамы, – отвечал рыцарь и вдруг, достав из-за пазухи котты[3]небесно-голубой расшитый пояс, укрепил его у себя на шлеме.
Увидев это, сэр Эдвард покраснел от досады.
– Ну что же, сегодня все и решится, – сухо сказал он, надевая на себя высокий шлем.
Затрубили рога, и турнир начался.
Сегодня схватка была особенно ожесточенной. Леди Роанна не заводила речей о потенциальном женихе для Маши, сосредоточившись на наблюдении за действом. Маша тем более не сводила с поля глаз. То, что Эльвин закрепил на своем шлеме ее пояс, было особенно волнительно. Всякий раз, когда ему угрожала опасность, девушка замирала, но пока все обходилось. И вот рыцарь с соколом и розой из глубокой защиты, в которой он находился в начале схватки, когда на него набросились сразу несколько противников, спеша первым вывести из строя наиболее опасного соперника, перешел в нападение. Он легко вычерчивал мечом в воздухе различные фигуры, и рыцари отступали, отчего-то обескураженные его стилем боя.
На трибунах зашептались.
– Он дерется не как рыцарь! Это очень странно! – слышалось со всех сторон.
– Ну почему же не как рыцарь, – вдруг вмешался сэр Вильгельм, заставив замолчать всех сплетников разом. – Так сражаются сарацины. Я видел, что многие рыцари, побывавшие в Святой земле, переняли эту манеру боя.
– Как у неверных? – ужаснулась одна из дочерей рыцаря из соседнего замка.
Но суровый взгляд бывшего крестоносца тут же заставил ее замолчать.
На этот раз битва продолжалась не так долго, как прежде, но и без того стало ясно, кто побеждает в ней.
– Это несправедливо! – проворчал себе под нос сэр Эдвард, когда герольды трижды прокричали имя сэра Чарльза, и на рыцаря с соколом и розой посыпался целый водопад из поздних осенних цветов, которые принесли сегодня с собой дамы.
Но его голос потонул в общем гуле ликования.
– Приблизьтесь, сэр Чарльз, – повелел хозяин замка, – и выберете даму, из рук которой вы хотели бы получить заслуженную награду.
Рыцарь подошел к трибунам, не снимая шлема.
– Мне незачем выбирать, – проговорил он по-прежнему глухо. – Я бы счел за честь получить из уст той, что подарила мне свой пояс, даже порицание.
И он встал перед Машей, склонив голову.
Она поднялась с места, чувствуя, что от волнения у нее пылают не только щеки, но и уши… Что делают в таких случаях?..
– Почему вы еще в шлеме? – громко спросила леди Роанна, тоже поднимаясь со своего места. – Разве пристало рыцарю стоять перед дамой, не обнажив голову?
– О, прекрасная леди, простите мне эту дерзость, но я дал обет Господу и Деве Марие, а потому рискую навлечь на себя ваш гнев, но угодить им, – ответил рыцарь.
Тетушка поджала губы – так, что они превратились в тоненькую алую ниточку, но села на свое место. Меж тем Маше подали лежащую на большом серебряном блюде рыбу… Девушка приняла это блюдо, еще более растерявшись. Что ей с этим делать, при чем здесь рыба?!
Но Эльвин, опустившись перед ней на одно колено, сам принял у нее из рук это странное вознаграждение.
– Благодарю вас, леди, за этот чудесный талисман[4]. Он не раз поможет мне в боях, – галантно проговорил он.
Маша с трудом могла представить, как это рыба… кажется, щука, может помочь рыцарю в боях, но благоразумно не стала озвучивать свои сомнения.
На этом торжественная часть завершилась, и гости вернулись в замок, где в пиршественной зале уже были накрыты столы, еще более роскошные, чем прежде. И только Эльвин удалился к себе в комнату.
Ближе к вечеру, когда солнце уже скрылось за горизонтом, в замок прибыл аббат. Маша наблюдала за ним, когда ему рассказывали о подвигах мнимого сэра Чарльза. Бледное лицо аббата даже не дрогнуло, но девушка заметила, как крепко сжались его обтянутые черной перчаткой пальцы.
Неужели ее подозрения справедливы, и аббат – действительно тот, кто им нужен?!
Она старалась не выпускать его из вида, но старый барон подозвал ее к себе, и, когда Маша вновь посмотрела на место, где сидел аббат, то увидела его пустым.
Девушка уже поднялась, чтобы выйти из-за стола и отправиться к комнате Эльвина, когда в зал вновь вбежал аббат.