Книга Симона и Грета - Елена Доброва

– С Борисом Груммом, я тебе о нем рассказывала.

– Я не помню.

– Он театральный художник, сделал несколько последних спектаклей в экспериментальном театре у Дрожева. Между прочим, он из Риги. Но уже лет восемь работает в Москве.

– Хм… Хорошо. У тебя с ним роман?

– Нет, какой роман! Мы как-то встретились. Потом снова, и решили, что хорошо бы пообщаться о том, о сем, о разном. Без спешки. Вот и все.

– У него семья?

– Ну, да. Конечно. Точно я не знаю, но, по-моему, у них дом в Майами. Там и его дочка, и внучка, и жучка.

– Ну что же… молодец… но ты мне о нем не рассказывала. Я бы запомнила.

31

Дверь в комнату Греты была открыта, и Симоне было слышно, как Грета говорит по телефону.

– Юрий Маркович? Юрочка, привет, дорогой. Да, я. Узнал? Ха-ха-ха. Я и так богатая! Юр, я насчет пригласительных билетов. Есть один. Это точно. Второй – может быть, но пока не сто процентов. Понимаю! А ты скажи ей, что там будет скучно и нудно. И уйти раньше времени не дадут. Шучу, шучу! Ладно, Юр, я тебя бросаю. Увидимся. Не за что. Я тебя тоже. Пока.

– Здравствуйте, Реваз Николозович! Это Грета. Не узнали? Отлично! Буду богатая! Реваз Николозович, у меня образовался один лишний билет, я подумала о вас. Вы тогда говорили… А-а, уже не нужно. Ну, я очень рада. Просто я вспомнила, что вы… Да, я буду. Обязательно! Привет Тамрико!

– Будьте добры Федор-Кириллыча! Федь, привет, это я. Я тоже рада, но я по делу. Есть лишний билет на открытие. Ты как? Тысячу долларов! Ну, конечно, бесплатно! Начало в двенадцать. Нет, опаздывать неприлично. И нет смысла. Подумай, но недолго. Пять минут. Хорошо. Перезвони мне.

– Игорь Леонидович, здравствуйте, это Грета. А Маша дома?…

«Ей даже в голову не приходит предложить билет мне. Я бы, может, и не пошла бы. Но почему бы и нет? Я так давно нигде не была. Сижу целыми днями одна. Сказать ей?»

Грета вышла из комнаты и внимательно посмотрела на сестру.

– Что-то случилось?

– С чего ты взяла?

– У тебя расстроенный вид.

– Нет. Все в порядке.

– Представляешь, никак не могу пристроить пригласительный билет на открытие выставки для узкого круга. Есть такой художник – Глеб Мешков, он очень талантливый, но немного не в себе. Не смотрит чужих работ, сам нигде не выставляется годами. Но иногда его жена устраивает такой закрытый показ. Некоторые считают, что это все пиар. Не знаю. Он все-таки странноватый. Но талантливый. Слушай, Симона, а может, ты хочешь пойти? Это будет послезавтра в двенадцать.

– Нет, спасибо. Я… занята в это время. Если бы она сразу мне предложила, я бы, конечно, пошла, а так – напоследок, когда все отказались – нет, не хочу.

– Жаль, тебе было бы интересно. Ладно, на крайний случай, остался Никита. Но если надумаешь, скажи мне, а я сейчас буду дальше звонить.

Что значит – на крайний случай? Она, что, идет без Никиты? Что происходит?

– Я не поняла, Грета, ты идешь без Никиты?!

– Да. А что?

– Ну, это как-то…непонятно.

– Ну, почему? Это все-таки необычная выставка, для узкого круга. Никита пока еще не искусствовед, не эксперт. Я бы очень хотела, чтобы он стал таким высоким профессионалом, но пока еще этого нет. И не очень прилично вести его на закрытый показ.

32

Симона вышла из стеклянного магазина «Продукты», открывшегося вместо старой любимой булочной, и неторопливо направилась домой. Последнее время она все чаще предпринимала такие прогулки. Они создавали видимость необходимости выйти на улицу. Симона давно никуда не ходила, нигде не бывала, а работу она в основном брала на дом и поэтому резче ощущала свою изоляцию, свою оторванность от жизни. Она медленно шагала по знакомому маршруту, намеренно растягивая его. «Что там у нее случилось с Никитой? Ведь явно что-то изменилось. И он уже несколько дней не заходит. И на выставки она его не берет. Может, она разочаровалась в Никите? Но с чего вдруг?» У Симоны было ощущение явного подвоха, как бывает, когда смотришь карточные фокусы. Если бы Грета сказала – знаешь, Симона, ты была права, я в Никите разочаровалась и не хочу больше быть посмешищем – Симона бы все поняла и… была бы рада. Рада за нее. Но Грета вела себя так, словно она сама пришла к этому решению, и не было никаких разговоров с Симоной, никаких ссор и скандалов. Ученик усвоил урок, и теперь это его знания, его ум. А учитель вроде бы ни при чем. Так не поступают. Это некрасиво по отношению ко мне. Непорядочно. Неблагодарно.

Симона была раздосадована. Ей было жалко расставаться со своей правотой. Мучительно жалко. Как-то все складывается… не так…

И Никиту совсем не обязательно отдалять… надо просто знать меру во всем. А то сначала его вознесла на вершину, а теперь – «он еще не эксперт». И этот …как его? Грумм. «Я тебе говорила». Ничего она мне о нем не говорила. И наверно, опять затевается роман. И конечно, у него семья. «В Майами!» Вот именно, что в Майами! Как же у нее это получается? Что они в ней находят? Ведь старая уже…баба! А я… у меня никого, сижу целыми днями дома. Только соседки заходят. У всех своя жизнь. Галю вообще не вижу сутками. Мама, привет – мама, пока. Спрашиваю, как дела – все нормально. А у меня как дела? Почему никто не спросит? Что я думаю, что я делаю? Как я себя чувствую, наконец? Может, у меня что-то болит. Это никому не интересно. Я совсем одна. Скоро день рождения – некого пригласить. Нет друзей. Даже перед соседями неудобно. Тяжело. Ну, ничего не поделаешь…Ох, Сеньке забыла купить корм. Ладно, на сейчас хватит. Вечером куплю.

33

Никита встретил своих одноклассников, которых не видел с момента окончания школы. Неожиданно для себя он был рад встрече. Они зашли в кафе-бар, выпили пива, а потом гуляли по улицам, вспоминали учителей, девчонок, рассказывали о себе. Никита на вопрос «ты сейчас с кем?» ответил уклончиво «есть кое-кто».

– Слушай, чувачок, а мне тут вроде говорили, что тебя видели чуть ли не в обнимку с одной престарелой мадам… А?

Все парни заинтересованно смотрели на Никиту.

Он усмехнулся.

– Что «а»? Гон все это.

– Да ладно! Гон! Сам не гони! Кто она?

– Да у нас с ней …деловые отношения.

Парни загоготали.

– Знаем мы твои деловые отношения! Препод, что ли?

– Да какой препод! Она редактор в одном журнале. Она клевая. Но это не то, что вы думаете.

– А сколько ей? Ну, в смысле возраста?

– Много.

– Сороковник?

– Какая разница? Больше.

– Больше?! Ну, ты даешь! Че ты с ней делаешь-то?