Книга Декабрист - Максим Войлошников

Проснулся генерал внезапно, от звука, напоминающего звон разбившегося оконного стекла. Он повернул голову на затекшей шее — рядом с ним стояла фигура в темном плаще.

— Добрый вечер, генерал! — Он узнал голос, принадлежащий генерал-адъютанту Чернышеву. Каким образом тот сумел проникнуть во дворец, окруженный часовыми? Вероятно, полковник Тимман был не единственным сторонником Николая при штабе?

— Не пугайтесь, — продолжил Чернышев, — признанный полководец русской армии не должен бояться гвардейского генерала…

— А с чего это, Александр Иванович, я должен вас бояться?

— Как сказать, Петр Христианович? — Чернышев мягкими кошачьими шагами прошелся по комнате. — Мне полковник Пестель сказывал, что вы решили подняться против государя Николая Павловича?

— Я знаю только одного императора — Константина Павловича! — хладнокровно ответил командующий.

— Эк вы храбры! Только что же не решились на переправе Березины в одиночку напасть на Бонапарта? Побоялись, что разобьют? Стало быть, не отчаянны. А я вот отчаян был в те времена, меня французы боялись. И теперь таков. Когда мятежников разобьем, начнем вешать. Ну, за себя, как я говорил, вы не бойтесь. Не пристало русских генералов вешать. А вот сын у вас есть, Лев, — ротмистр Кавалергардского полка. Тоже, поди, в заговоре? Вот его и повесим. В назидание.

— Да пойдите вы к дьяволу! — взъярился старый генерал, поднимаясь из кресла, чтобы встать лицом к лицу с нагло вылупившим глаза Чернышевым.

— Или лучше нет — закатаем в каторгу лет на двадцать. Будете себя вести прилично — будет жить, а нет — так арестанты его живенько удавят. Арестанты — они такие: рады угодить начальству…

— Что вам надо? — спросил хрипло генерал, глядя ему в глаза. Несмотря на суровость, он любил сына — о чем Чернышев знал.

— Затормозите выступление.

— Нет. Я лучше застрелюсь, чем потеряю честь.

— Хорошо. — Чернышев задумался. — Тогда — отстранитесь от дела.

— Ладно, я скажусь больным.

— Тогда и вашего сына не тронут, — сказал Чернышев, и исчез, точно растаявший дым. Боевого генерала всего трясло после этого разговора.

Глава 22

Совещание в Главном штабе

А в Петербурге события развивались так. Двадцать пятого ноября цесаревич Николай получил письмо от генерала Дибича о том, что государь при смерти. Но такие же письма получили председатель Государственного совета, Светлейший князь семидесятилетний Петр Васильевич Лопухин, блиставший талантами еще при императрице Екатерине Второй; генерал-губернатор граф Михаил Андреевич Милорадович (бывший дежурный генерал Суворова и герой 12-го года); главные командиры армии и Гвардии.

Цесаревич был как в огне — власть освобождалась, но ее надо было перенять твердой рукой, чтобы не уплыла к Константину (бумаги ничего не решают — решают войска). Съездив в Аничков дворец, к жене, он возвратился в Зимний вместе со своими вещами. Он проводил тревожные ночи в обществе верного флигель-адъютанта, полковника Вольдемара Фердинанда Адлерберга, которого по его первому имени звал Эдуардом. Эдик-Вольдемар был однокашником Павла Пестеля, и из-за того, что Пестель вышел первым в выпуске, ему пришлось выйти вторым. Смолоду Адлерберг был лысоват и носил пышные усы и бачки, подражая своему патрону. Он был сыном гувернантки цесаревича, сестры генерал-лейтенанта Багговута, командира пехотного корпуса, павшего в 1812 году.

Два дня спустя к дежурному генералу Главного штаба, ровеснику Милорадовича, Алексею Николаевичу Потапову пришло письмо о кончине императора. На следующий день было назначено заседание Государственного совета.

Однако утром к цесаревичу пришел в расшитом парадном мундире, с орденской лентой через плечо, позвякивая многочисленными орденами, пятидесятичетырехлетний генерал от инфантерии Михаил Андреевич Милорадович. Его узкое чеканное лицо черногорца отражало значительность исполняемой миссии. На пальце у него Николай заметил новый перстень с портретом усопшего государя, которого Милорадович обожал.

— Ваше императорское высочество, я прошу вас пройти со мной на совещание высших военных чинов Империи, из присутствующих в столице, — сказал он твердым голосом. Мысль цесаревича метнулась: «Знают?! Но откуда? Клейнмихель и Чернышев не могли проболтаться, остальные не знают. Значит, просто используют случай…» Николай кликнул Адлерберга, они вышли из кабинета и по коридорам Зимнего втроем спусились к выходу на Дворцовую площадь. Часовой в форме Преображенского полка отдал честь — сегодня в карауле была рота преображенцев, — и Николай несколько успокоился.

Выйдя из дворца, они пересекли заснеженную площадь и вошли в здание Главного штаба, направившись в зал заседаний. Там, за большим столом, сидело только трое пятидесятилетних генералов: узколицый высоколобый псковитянин, дежурный генерал Главного штаба (то есть заместитель начштаба Дибича) Алексей Николаевич Потапов, еще несколько лет назад дежурный генерал при великом князе Константине; самый старший (ему исполнилось пятьдесят пять), генерал от кавалерии, командир Гвардейского корпуса Александр Львович Воинов, жесткое прямоугольное лицо которого обрамляли баки; самый младший — Александр Иванович Нейгардт, начальник штаба Гвардии.

Не ожидая приглашения, Николай сел на пустующий стул, и Милорадович последовал его примеру.

— Ваше императорское высочество, — обратился к цесаревичу генерал Потапов. — В сложившейся ситуации экстренный Военный совет решил рекомендовать вам принести присягу Константину Павловичу.

Эти люди распоряжались шестьюдесятью тысячами войск, расположенных в Петербурге и его окрестностях. Их мнением нельзя было пренебречь.

— Вам не приходит в голову, что может быть какое-то завещание покойного государя, иначе решавшее этот вопрос? — бросил пробный камень цесаревич. — Он, помнится, говорил мне об этом. И, кажется, даже возлагал надежды на меня, зачем и дал мне титул цесаревича.

— Государей по завещанию не назначают; есть установление государя Павла Первого об определенном порядке наследования, отменившее известный указ Петра Великого о назначении императором наследника престола, — ответил за всех Милорадович. — Государь Александр нарушить отцовское постановление не мог. Вы должны наследовать после Константина Павловича, так как у него нет законного наследника…

— Хорошо, я соглашусь с вами, — отвечал Николай, сам меж тем лихорадочно соображая, как выбить командование из-под этих генералов при помощи нижестоящих начальников. Из дивизионных командиров, присутствующих в городе, он мог совершенно определенно рассчитывать только на опытного в интригах Александра Христофоровича Бенкендорфа.

Холодно простившись с генералами, Николай вернулся в Зимний. Не заходя к себе, он отправился в расположенные на втором этаже апартаменты вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Он решил посоветоваться со своей матерью, которую уважал как умную и волевую женщину, суровую немецкую принцессу, внушавшую почтение сыновьям. Он нашел, что потерявшая сына матрона давно пришла в себя и выглядела весьма неплохо для своих семидесяти с лишним лет. Николай начал разговор прямо: