Книга Король франков - Владимир Москалев

И Можер закатился хохотом.

Монахиня, раскрыв рот, часто закрестилась, другой рукой торопливо перебирая четки. Аббатиса давно уже держала распятие у губ и всё всматривалась в небеса: не грянет ли оттуда гром, не ударит ли молния в ее монастырь, не спустятся ли с небес архангелы с проклятиями на устах, возвещающие слово Божье? Но ничего не происходило, солнце все так же ярко сияло, слепя ей глаза, и она удивлялась, как это Бог не слышит такого святотатства? А если слышит, то почему не накажет?.. И тотчас вздохнув глубоко, аббатиса мотнула головой, отгоняя греховность мыслей: нельзя так, племянник ведь это ее.

Так же часто крестились тем временем и воздевали руки монахини и послушницы у грядок; они прекрасно слышали греховную речь гостя, Можер не умел разговаривать тихо.

Полную противоположность им всем являла лишь сестра Инесса. Она одна не молилась и не вопрошала небеса. Вместо этого, не отходя от нормандца ни на шаг, она во все глаза глядела на него, восхищаясь этим человеком, боготворя его. В ее глазах он был Прометеем, бросившим вызов богам.

Можер заметил этот взгляд.

– Кажется, мне удастся сделать из тебя человека, – сказал он. – А ты сама этого хочешь? Понимаешь, что я вытаскиваю тебя из могилы?

– Да, – пролепетала юная невеста Христова.

– Слава богу, хоть одна увидела всю гнилость этого болота.

– И все же вы обращаетесь к богу?.. – вопросительно выгнулись дугой брови послушницы.

– Не обращай внимания на это пустословие, – махнул рукой нормандец, и они вновь направились к воротам.

Им осталось уже несколько шагов, как наставница послушниц закричала вслед:

– Вы не смеете забирать сестру Инессу! Это запрещено уставом! Сам епископ совершил обряд посвящения на ступенях алтаря! Она дала Богу обет целомудрия!..

– Обет чего? – обернувшись, рассмеялся Можер в постное лицо сестры Барбеты. – Мне не знакомо это слово, детка, адресуй его своему небесному жениху. Что касается этой девочки, то она забудет его так же легко, как и произнесла.

Рено с нетерпением поджидал приятеля; Можер еще издали увидел его лицо сквозь дыру в воротах, а теперь и услышал обрадованный голос:

– Наконец-то, граф! Я уж подумал, не сожрали ли тебя ненароком церковные крысы?

– Одну, прозревшую, я веду за собой, Рено, – крикнул в ответ нормандец, – других, слепых, оставляю во мраке невежества. А, это ты, крошка? – поглядел он на привратницу. – Должно быть, соскучилась, ожидая меня? Зато я с добычей! Что поделаешь, ваша обитель поплатилась за это сломанной дверью. Благо, она оказалась достаточно высокой, не то мне пришлось бы расширить проем. Но что я вижу, ворота вновь на запоре? – он повернулся к настоятельнице. – Тетушка, прикажите своим овечкам снять засов, разве вы не видите, как я тороплюсь?

– Можер, одумайся! – предприняла последнюю попытку воздействовать на строптивого родственника аббатиса. – Ведь епископ узнает, поднимется шум, меня ждет нагоняй. Неужто тебе не жаль свою двоюродную тетку?

– Конечно, жаль, как можете вы в этом сомневаться, тетушка? Однако вам, по-видимому, неведомо, что такое служба королю. Это то, мадам, что исключает всякие родственные связи и чувства. Так и скажите епископу, когда он спросит вас.

– Он подвергнет тебя отлучению, Можер! Я, конечно, и слова не скажу, но начнут опрашивать других, и они расскажут о твоих богохульствах.

– Я подчиняюсь королю, тетушка, а он сильнее. Что касается вашего епископа, то мне на него попросту начхать. А если он станет угрожать, то я его повешу вниз головой… – Можер оглянулся по сторонам, – вот на этом дереве, – он показал, на каком именно, – так ему и передайте. Думаю, после этого у него отпадет охота к отлучениям. К тому же, тетушка, я вскоре возвращаюсь в Нормандию, отец надумал меня женить.

– Хвала Господу! Может, тогда ты возьмешься за ум.

– Посмотрим еще, какова невеста. Коли станет на брачном ложе петь псалмы во славу Господа, то придется уму-разуму учить не меня, а ее.

– Когда же уезжаешь?

– Провожу мать, а за ней уж сам.

– Так Гуннора здесь? Почему же она никогда не навестит меня?

– Не знаю, тетушка. Но я передам ей вашу просьбу. Так что же ворота? Откроют мне их?

Аббатиса огляделась по сторонам и подошла к племяннику ближе.

– А сам ты этого сделать не можешь? – негромко проговорила она. – Представь, что я собственноручно отодвину засов у всех на виду… Что отвечу я потом епископу?

Можер повернулся и резко сдвинул огромный засов, похожий на бревно. Проехав в скобах, он вылетел из них и гулко шлепнулся о землю шагах в пяти.

– О Боже, – покачала головой аббатиса, – теперь нам всем придется поднимать его.

– Ничего, пусть потрудятся, – кивнул Можер на монахинь, наблюдающих за ними, – не всё же им таскать травинки из земли.

Он пропустил вперед Герду, сам вышел следом. Рено подвел ему лошадь. Можер вскочил в седло, потом поднял сестру Инессу и усадил впереди себя.

– Прощайте, матушка! – крикнул он, помахав рукой аббатисе. – Наверное, мы теперь очень долго не увидимся с вами. Но, может быть, я еще вернусь. Зачем, хотите вы спросить? Чтобы повесить епископа, а поскольку мне не хотелось бы возвращаться пустым, захвачу вот эту девчонку, – он указал глазами на привратницу, которая, хоть и густо покраснев, не могла все же скрыть довольную улыбку. – Она мне нравится, черт подери! А ты, – крикнул он сестре Барбете, стоявшей поодаль, – когда я вернусь, не забудь, что я тебе обещал. И помните, тетушка и вы все, Можер Нормандский не привык бросать слов на ветер!

И он дал шпоры коню. Следом за ним поскакал Рено. Лишь облако пыли осталось на том месте, где стояли обе лошади.

К настоятельнице, молча глядевшей вслед стремительно удалявшимся всадникам, тотчас подбежали монахини:

– Ах, кто это? Кто это был, матушка? Вы скажете нам?

– Кто? – мать Анна тяжело вздохнула, все еще глядя на относимые ветром в сторону клубы пыли на дороге, потом вдруг улыбнулась чему-то и, смахнув непрошеную слезу, произнесла: – Мой внучатый племянник.

И добавила тихонько про себя:

– Скорее это был племянник сатаны.

И тут же, приложив два пальца к губам, торопливо перекрестилась.

Пока монахини всем гуртом поднимали засов, чтобы вставить его обратно в пазы, сестра Барбета, повернувшись, медленно побрела прочь.

– Быть может, сестра, пожаловаться епископу? – спросила у нее одна из монахинь.

– Нет, нет! – вскричала наставница послушниц, покосившись на липку в палисаднике. – Ни в коем случае! Пусть едет себе с богом. Хорошо еще, что он не разрушил весь монастырь. А пока помолимся…

Подошедшей к ним тем временем настоятельнице она сказала:

– Думаю, не стоит оповещать об этом епископа. Пусть узнает как можно позже.