Книга Петр III - Николай Павленко

Собрав сведения о силе сторонников и противников политики Петра III по отношению к Пруссии, Гольц убедился, что «известный любимец государя и главный делец Волков вполне предан врагам Пруссии»: «Этот Волков, — доносил Гольц, — имеет чин статского советника и состоит секретарем при его императорском величестве: он действительно принадлежит к лиге (противников Пруссии. — Н. П.) и получает деньги от нее… Генерал Мельгунов и Шувалов, фаворит покойной императрицы, принадлежат к Волковской шайке. Первый, говорят, будет послан к вашему величеству с благодарностью за орден (Черного Орла. — Н. П). Он вполне принадлежит нашим неприятелям, но император, который не подозревает этого, весьма расположен к нему и будет очень признателен за хороший прием его в Берлине, о чем я считаю долгом довести до сведения вашего величества. Что касается до Шувалова, то он сделан вчера начальником кадетского корпуса, благодаря его другу Мельгунову. Все эти господа искусно скрывают от государя свою игру, что помянутая депеша поможет нам с Кейтом обличить их».

Итак, внешнеполитический курс Петра на сближение с Пруссией и на подготовку войны с Данией не встречал одобрения большей части правящей элиты России, однако император откровенно игнорировал ее настроения и настойчиво добивался дружбы с прусским королем. Но внешняя политика Петра не пользовалась популярностью не только внутри страны, но и за ее пределами, прежде всего среди участников антипрусской коалиции Австрии и Франции. Перед отечественной дипломатией стояла непростая и деликатная задача обосновать выход России из антипрусской коалиции, который союзники считали предательским поступком.

9 февраля 1762 г., то есть за три дня до обнародования декларации 12 февраля, канцлер Воронцов отправил в Вену послу России Дмитрию Михайловичу Голицину рескрипт, который должен был вооружить князя аргументами при объяснении венскому двору причин выхода России из союза и прекращения войны. По содержанию рескрипт близок к декларации 12 февраля, но он все же содержит существенные отличия: в нем упомянуты обязательства Елизаветы Петровны, данные ей при вступлении России в Семилетнюю войну, сказано об отказе России от получения субсидий австрийского двора, поручено Голицыну твердить венскому двору о том, «не желаем мы жертвовать и всеми в нынешнюю войну приобретениями, которые, однако, России столь много и иждевения стоили». Наконец, в рескрипте одной из причин выхода России из войны названо опустошение казны, о чем нет упоминания в декларации: «Сколь свято ни почитаем принятые для настоящей войны обязательства государынею императрицею, нашею любезною теткою, и сколь ни желали бы оные во всей силе содержать, но в настоящем состоянии дел по причине несносного в империи нашей истощения денежной казны и людей находим мы сии обязательства весьма тягостными; итак, для пользы и благосостояния наших подданных при счастливом начатии государствования нашего, желая видеть конец толь долгое время продолжающемуся кровопролитию, не хотим умедлить объявить сие участвующим с нами в сей войне союзным дворам. Мы довольно предусматриваем, что такое наше, хотя и на самой справедливости основанное, намерение сперва, однако ж, покажется союзным дворам, а паче венскому, странным и потому, конечно, будут происходить всякие противные толкования, но, предпочитая всему на свете благосостояние государств наших, не можем мы инако поступать и для того довольствуемся желать, чтоб и союзники сии правду в рассуждении собственных их земель равно признали». Далее следует заявление об отказе от субсидий венского двора, о намерении удержать за собой земли, приобретение которых стоило России «много крови и иждивения». Это обязательство противоречило подлинным намерениям императора, возвратившего все завоеванное Фридриху II. Равным образом, подлинным намерением Петра III противоречила и фраза рескрипта о том, что «поспешествованию мирной негоциации лучше всего начать оную перемирием» — Петр изо всех сил, как сказано выше, старался как можно скорее заключить мир.

В Вене на разъяснение русского посланника Голицына вице-канцлер Коллоредо и министр Кауниц не дали прямого ответа, заявив, что будут, хотя и не были противником мира, советоваться с союзниками. Наконец, австрийский посланник в Петербурге граф Мерси заявил: венский двор не против мира, но он не слышит заявлений противника, то есть прусского короля, о готовности заключить мир. Что касается австрийского дома, то он, будучи на протяжении многих лет верным союзником России, не может «себе вообразить, что петербургский двор переменит самый существенный пункт своей политической системы, именно нарушением союза с австрийскою монархиею». В итоге австрийский двор выдвинул встречные условия заключения мира: «Если император всероссийский примет способы, сходные с правосудием, чистосердечием и с уважением должными той державе, которая издавна была ему искреннею союзницею, если склонит он короля прусского к изъяснению его намерений и видов, если, наконец, употребит средства беспристрастные, то может быть уверен, что скоро достигнет своей цели и достигнет ее честным образом, достойным государя, на которого теперь всея Европа обратила свои взоры в ожидании, какое мнение она должна принять о его правилах и намерениях».

Худ. Антуан Пэн. Портрет Фридриха II Прусского. Германия, XVIII в.

Холст, масло. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Фридрих II, узнав о переговорах России с Австрией, тут же попросил императора дать гарантии тому, чтобы не только земли, захваченные им у Австрии, но и те, которые он успеет захватить, останутся за Пруссией, на что Петр III ответил: «Я в восторге и готов на все; но я буду просить ваше величество заключить такое же условие со мной: обеспечить за мной то, что я буду в состоянии взять у датчан». Король согласился, причем заявил, что он будет гарантировать удовлетворения нетолько просимого, но и добиваться чести способствовать всем мероприятиям императора.

Австрийский двор решил склонить к себе симпатию Петра III и предложил ему деньги и войска против Дании, но император отказался от его услуг: «Деньги мне не нужны, я надеюсь один управиться со своими врагами, а понадобится помощь стану искать ее в другом месте, только не в Вене».

Таким образом, реакцию Австрии на переориентацию внешней политики Петра III можем оценить так: его сепаратные переговоры о мире с Фридрихом II без ведома королевы Марии-Терезии; разумеется, ущемляли ее престиж, но она это стерпела, поскольку и сама не была противницей установления мира. Более того, Австрия, ради сохранения союза с Россией, готова была оказывать ей новые услуги, отвергнутые императором. На предложение Австрии оказать помощь России в предстоящей войне с Данией, Петр III ответил: «Деньги мне не нужны, я надеюсь управиться с своими врагами, а понадобится помощь, стану искать ее в другом месте, только не в Вене».

По-иному реагировала на выход России из Семилетней войны Франция. Дело в том, что Франция, в отличие от Австрии, являвшейся традиционным союзником России и дорожившей этим союзом, напротив, в течение многих десятилетий находилась в лагере ее противников и только накануне Семилетней войны силою обязательств оказалась ее союзницей. Враждебной она оставалась и после окончания Семилетней войны: «Отправляя ко двору Екатерины своего посла Бретейля, Людовик XV, совершенно так же, как раньше указал, что цель французской политики в отношении России „заключается в устранении ее, насколько возможно, от европейских дел… Вы должны поддерживать все партии, которые, несомненно, возникнут при этом дворе. Только при наличии внутреннего раздора Россия будет иметь меньше возможностей (вмешиваться. — Н. П.) в намерения и планы других держав… Необходимо воспрепятствовать России принять участие в войне против меня, против моих союзников и особенно не допустить ее выступления против моих намерений на случай королевских выборов в Польше“».