Книга Дьяволы дня «Д» - Грэхем Мастертон

– О, Господи, – сказала она тихим, тревожным голосом, – я не могу этого вынести.

– Ты должна. Ну же, пошли.

Мы прошли по полированному паркету гулкой передней. Я снял с крючка ключ, открыл подвальную дверь и провел Мадлен вниз, в пахнувшую плесенью темноту. Возле нижней ступеньки лестницы я наткнулся на фонарь и включил его.

Обшитый медью и свинцом сундук ждал нас. Это был старинный, с поблекшей краской прямоугольный ящик, запертый на три медных крючка. Наверное, ему было сотен шесть или семь лет; он был украшен медными инкрустациями, изображавшими лошадей, всадников в шлемах и геральдические лилии.

– Это он? Дьявол там? – прошептала Мадлен.

Я кивнул.

– Тебе придется помочь мне его поднять. Как ты думаешь, ты справишься?

– Я многие недели дою коров и убираю навоз. Думаю, что я достаточно сильная.

Полные дурных предчувствий, мы приблизились к сундуку и встали рядом с ним. Затем обеими руками взялись за изогнутые ручки и медленно оторвали его от пола подвала. Он был ужасно тяжелым, – весил, наверное, фунтов сто двадцать, – и нам пришлось тащить его к ступенькам волоком. Потом, ступенька за ступенькой, мы поднимали сундук вверх, пока не достигли передней.

Нам потребовалось минуты три или четыре, чтобы выволочь эту тяжесть из дома на двор. Я открыл заднюю дверь «Ситроена», но не успел передвинуть свои собственные ящики, чтобы поместился сундук, когда услышал голос Мадлен.

– Смотри! Ты только посмотри на это!

На том месте, где стоял сундук, снег таял. И ни одной снежинки не опускалось на его крышку, словно они в страхе избегали нашей нечистой и злобной ноши.

– Последний рывок, – сказал я сухо, и мы подняли сундук в багажник «Ситроена». Я посмотрел на часы. Если бы мы поехали по Национальной магистрали из Канна, то часа через три мы смогли бы быть в Дьеппе. Я захлопнул и запер на ключ багажник, и мы забрались в машину и расслабились в своих сиденьях.

– Ты не обязана в этом участвовать, если не хочешь, – мягко сказал я Мадлен. – Я хочу сказать, что если ты в самом деле не веришь, что этот дьявол причинит тебе вред, то ты можешь рискнуть и остаться дома.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не уверен, – пожал я плечами. – Но мне всегда казалось, что любой дьявол имеет ровно столько силы, сколько ты готов ему дать. Если бы мы не боялись Элмека, то, возможно, он не смог бы причинить нам вреда.

Мадлен покачала головой.

– Я верю в этого дьявола, Ден. Я верю в него еще дольше, чем ты. И, к тому же, я сама заварила всю эту ужасную резню, так что я думаю, что мой долг – пройти через это.

– Это – твой выбор, – сказал я и включил зажигание. Я вырулил с занесенного снегом двора и поехал по холодным и пустым улицам Понт Д'Уолли, глядя в зеркало на тусклый средневековый сундук, а также высматривая, не поднимался ли уже дым над домом священника. Но сундук оставался тихим и не открывался, а всего лишь через несколько минут езды по продуваемым всеми ветрами дорогам деревня скрылась за деревьями и холмами, так что я так и не увидел в действии необыкновенных сил Элмека.

– Прости меня, Ден, – промолвила Мадлен. – Если бы я только знала.

– Мы все равно их побьем, – сказал я ей. – И Элмека, и Адрамелека, и всю эту чертову команду.

Но когда я снова взглянул на злобную махину старинного сундука, во мне уже не было такой уверенности; и я даже не мог предположить какие ужасные зверства уже замышлял его кошмарный обитатель.

Впереди на велосипеде замаячил торговец луком, и я гневно ударил по клаксону.

– Cochon![40]– крикнул тот. И я видел, как он, исчезая из вида в снежной завесе, потрясал своим кулаком.

Дьепп был таким же мрачным и унылым, как и любой порт на побережье пролива, и мы остановились только раз, исключительно для того чтобы поменять немного французских франков на английские фунты, – на центральной площади, вымощенной булыжником. Время приближалось к ленчу, и нам повезло, что мы успели попасть в банк до его закрытия: во Франции очень серьезно относятся к ленчу. Затем, мимо разбросанных вокруг маленьких кафе, туристических пассажей и баров, с названиями вроде «Англичанин» или «Черчилль», где однодневные британские туристы просаживали свои последние несколько франков на самое обычное вино, мимо кранов и доков, мимо сваленных в беспорядке ящиков и чемоданов, – мы ехали к парому, и наконец, когда повернули за угол, увидели черно-белое судно, с выкрашенной красной краской трубой и бледным, цвета зеленых щей, флагом Ла-Манша.

Я купил билет, и, прежде чем наш «Ситроен» покачиваясь съехал по металлическому пандусу в недра судна, мы провели двадцать минут в нервном ожидании нашей очереди. Оставив машину среди теснившихся «Мерседесов», «Ауди» и «Рено», мы поднялись на верхнюю палубу, чтобы провести там три с половиной часа путешествия через пролив в Нью-Хейвен, – одного из скучнейших морских вояжей.

Мы зашли в ресторан, чтобы отведать лукового супа и телятины с застывшей подливкой, слушая при этом барабанную дробь двигателей и наблюдая, как поднималось и кренилось море за изъеденными солью окнами.

– Ты очень спокоен, – сказала Мадлен.

– Я думал о прошлой ночи, – ответил я, промокнув губы кусочком зачерствевшего французского хлеба.

– Это было действительно ужасно?

– Я оцепенел от страха, если хочешь знать.

– Думаешь, мы сможем его изгнать? – Она посмотрела в окно. – Ты думаешь, есть какой-нибудь способ?

– Ну, может быть, его преподобие Вудфол Тейлор знает ответ на этот вопрос, – если его преподобие Вудфол Тейлор еще жив.

– О, Господи, я надеюсь, что это так.

Принесли мясо и целый выбор перевареных овощей. Хорошо, что у них хоть было приличное вино – бутылка дорогого и крепкого «Марго», от испарений которого меня чуть было не бросило в сон. Я ел, потому что был голоден, но каждый кусок казался словно бы бальзовым деревом.

– А мы не могли бы просто выбросить сундук за борт? – спросила Мадлен.

– Полагаю, что могли бы, – ответил я, потягивая вино. – Но я не думаю, что дьяволы тонут. А ты? А что, если он убьет нас до того, как мы его выбросим? Или после того? И помимо всех этих проблем, нам бы, вероятно, помешал экипаж. Я думаю, они не очень любят людей, которые кидают за борт какие-то странные ящики.

Мадлен отложила вилку, хотя едва притронулась к своей телятине.

– Ден, – сказала она, – я боюсь.

– У тебя есть на это полное право.

– Нет, Ден, я хочу сказать: очень боюсь. Как будто должно случиться что-то ужасное.

Я смотрел на девушку поверх краешка своего стакана с вином; мне нечего было сказать. Я не мог притворяться, что все идет к лучшему, потому что все это выглядело так, что будет только еще хуже. Я не мог даже притворяться, что у меня есть план выхода из этих трудностей. Все что я делал – это тянул время, не имея возможности отделаться от ужасного понимания, что Элмек, очевидно, в любом случае пожертвует нас обоих Адрамелеку. Зачем ему хранить свое обещание, если он в любой момент, когда захочет, может разрезать нас на кусочки, и мы будем бессильны что-либо сделать? Судно продолжало свой мерный бег; ножи и графины, стаканы и пепельницы – все вибрировало, дребезжало и звякало в несмолкаемой кантате.