Книга Счастье по ошибке - Наталья Симонова

– Конечно! – шипел на Лину. – Это ведь не у тебя рак! Как легко быть милой и предупредительной, когда все замечательно…

Лина давила в себе ужас от сознания грядущей катастрофы, которой должна была стать для нее потеря любимого. Его злые выпады ничего не меняли – она хотела, чтобы он оставался с ней, любым, пусть раздраженным и несправедливым, пусть грубым, таким изменившимся. Но прогнозы врачей были крайне неблагоприятными. И Лина дорожила каждой минутой, беспокоясь лишь о том, как уменьшить его страдания.

– За что?! За что?! – метался Алик. Он плакал и роптал на Господа, на судьбу, на людей. – Кого я убил, ограбил? Кого обидел?.. А даже если и обидел, неужели грешнее меня и людей на свете нет?!

– Что ты, что ты… – пыталась успокаивать Лина. – Не думай о плохом. Ты очень хороший. Думай об излечении. Будем бороться…

– Да как?! Как?! – вопил Алик в отчаянии. – Что я могу тут думать? Я же не врач! Господи, за что мне все это?! За что мучительная смерть в тридцать два года…

– Бог с тобой, Аличка, ты жив, жив!

В ответ он только выл от горя и безнадежности.

К счастью, период его ярости длился недолго. Набушевавшийся Алик вдруг затих. Он словно обдумывал что-то. Стал прислушиваться к объяснениям докторов и к просьбам жены, касавшимся его здоровья. Сделался прилежным пациентом, внимательным к рекомендациям медиков. Наконец попросил Лину принести ноутбук и принялся изучать сайты, дающие информацию об онкологических заболеваниях. Взялся читать какие-то книги, пытался самостоятельно разобраться в своей болезни. Теперь он подолгу полусидел в кровати, всматриваясь в экран компьютера. Информация оказывалась неутешительной. Алик переключился на сайты религиозные и мистические. По ночам спал мало, больше лежал с открытыми глазами, уставившись в темноту. И внутри его была такая же темнота. Но ему казалось, он, возможно, вот-вот нащупает что-то важное, что поможет договориться с кем-то всемогущим. Он готов был вступить в какой угодно торг и сговор, лишь бы получить такую желанную помощь.

Лина почти все ночи проводила в больничной палате. Но долго держать пациента в отделении не было необходимости, лечение в его случае было симптоматическим. Ему стало чуть лучше, и он выписался домой. И дома продолжились лихорадочные поиски выхода.

Меж тем у Алика открылся кашель. Он нападал особенно ночами, ничто не помогало его унять, пока не успокаивался сам, почти внезапно, как и начинался. Иногда за кашлем следовал приступ рвоты, бывало, он заканчивался обмороком. Приезжавшие врачи из платной «скорой» констатировали ураганное развитие болезни и почти ничем не помогали.

Алик чувствовал себя все хуже. Приступы совершенно измотали его. Пока Лина судорожно искала целителей, он, согласный, безусловно, на любое лечение, в то же время думал, что бы предложить высшим силам такого ценного, что отменило бы страшный приговор, за что его можно было бы помиловать.

Он слышал, что к болезням приводят грехи. И хотя не был религиозным человеком и обычно в такую «мистику» не верил, теперь проявил интерес к понятию греховности.

Более близкое знакомство с вопросом напугало его. Алик обнаружил, что повинен в многочисленных «смертных грехах», чего никогда не подозревал. Оказалось, в православной традиции в качестве греха смертного рассматривается всякое поведение, «губящее душу» и являющееся источником других преступлений. К чему, как ни странно это было для Алика, относились не только убийство или, скажем, «содомский» грех, но и разные безобидные, на его взгляд, свойства характера, называемые «греховными страстями, или пороками». И даже «греховными помыслами». Получалось, что и мысли, связанные с этими качествами, а не только поступки, являются тяжкой виной и тянут за собой расплату. Смертными грехами, к неприятному изумлению Алика, оказались гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие, лень и даже уныние. Из этих восьми только похоть он не числил за собой, потому что никогда не изменял жене, а сексуальные отношения с ней не отождествлял с похотью. Да еще, пожалуй, алчность не относилась к нему, как рассудил Алик, так как жадным он не был и даже к большим заработкам вроде бы не стремился. Правда, он не мог исключить, что основной причиной сниженных притязаний была лень… Во всяком случае получалось, что остальные шесть – а особенно зависть, в последние годы так мучившая его, – висели на нем гирями и, быть может, сейчас топили в жизненном море…

«Но разве другие не гораздо грешнее меня? – думал Алик. – А где их расплата? Где мучения? Живут себе до старости, не зная горя. Один я…» Эта мысль в который раз причинила жгучую душевную боль. Он чувствовал страшную несправедливость происходящего. И ему не хотелось каяться в грехах, которые, если посравнивать их с делами каких-нибудь настоящих извергов, кому даруется долгая беспечальная жизнь, выглядели столь невинными и несущественными. «За что? За что, Господи? – шептал измученный Алик. – Послушай, но я же ничего такого не совершил. Почему одним все, а другим… такие муки! Но это же мелочи, мои грехи, мелочи… Господи, да я раскаиваюсь, ну конечно же раскаиваюсь! Господи, пошли избавления, прошу тебя! А я больше никогда, никогда…»

Лина искала целителей, а Алик обещал и обещал высшим силам измениться за возможность избавиться от страданий и еще пожить. Но ему становилось только хуже. Иногда казалось, причины страданий заключены где-то совсем рядом, прямо под рукой. И нужно только вычислить «врага» и уничтожить, чтобы болезнь повернула вспять. Лежа в постели, Алик навязчиво рассматривал люстру, представлявшую собой сооружение из пяти изогнутых завитком стеблей, которые заканчивались повернутыми к потолку цветочными чашами. Каждый завиток был украшен дугообразной веткой с затейливым зазубренным трилистником на конце. Алику не давали покоя трилистники. «Зачем эти жуткие клювы? Зачем эти острые перья?» – томился он, не в силах отвести взгляда от ненавистного декора.

– Лина! – хрипло и глухо крикнул в глубину квартиры.

Прибежала жена.

– Нужно убрать этих птиц, – сказал Алик, глядя на потолок.

Лина проследила его взгляд.

– Это не птицы, Аличка, – возразила. – Это листики. Для красоты.

– Все равно птицы, – заупрямился Алик. – Убери их. А то я никогда не поправлюсь.

Отломать хрупкие дуги от толстых завитков оказалось делом нетрудным. Слесарь справился быстро. Алик с удовлетворением рассматривал люстру, лишенную декоративных излишеств.

– Мне гораздо лучше, – прошептал он, прислушиваясь к себе.

Но вскоре начался приступ кашля со рвотой. Надежда на побежденную магию «птиц» пропала. После их бесполезного истребления Алик совсем сник. В «хорошие» минуты, когда приступы не трепали его, он молча лежал, отвернувшись к стене, иногда произносил бесцветно или измученно: «Скорей бы уж…»

Болезнь прогрессировала стремительно. Алику трудно было даже говорить. Он больше не мог пользоваться ноутбуком. Он словно застыл. И только слезы скатывались иногда по заострившимся скулам из-под опущенных дрожащих век. Лина пряталась в ванной комнате и тоже плакала, включив воду, чтобы рыданиями не обеспокоить больного. Она ненавидела себя за потерю надежды, но надеяться было не на что. Алик уходил…