Книга Каро-Кари - Александр Чагай

– А вы попробуйте его отговорить. Перенести на попозже…

– Попробовать-то попробую. Но шансов мало.

– По крайней мере, потом нам не скажут, что мы не предупреждали.

– И это будет нашим единственным утешением, – мрачно констатировал Старых.

* * *

В следующие десять или двенадцать дней произошло несколько событий.

Матвей Борисович Харцев наотрез отказался отменить мероприятие в Пешаваре. Ему страстно хотелось отрапортовать в центр о своем вкладе в укрепление двусторонних отношений с Пакистаном, а также, что было не менее важным – занять видное место на страницах местной светской хроники. Российский посол переживал из-за того, что его западные коллеги нарасхват в бомонде, а о нем вспоминают не часто. Будет хороший повод изменить это постыдное положение.

– Мы привлечем к нам внимание, – говорил он на совещании руководящего состава посольства, – это необходимо со всех точек зрения. Необходимо политически. К нам будут по-другому относиться. Больше уважать. И я не позволю сорвать торжественное открытие общества. Какие-то слухи… Разве это основание? Ваше мнение, Бахыт Бахытович?

– Если бы действительно готовился теракт, я бы об этом знал, – важно возвестил Талдашев. – Безопасность будет обеспечена на сто процентов. У меня полное понимание с пакистанцами. В полиции мне твердо обещали.

– Ну вот, видите. – Посол победно глянул на резидента. – Твердо обещали. Безопасность на сто процентов!

– В Пешаваре на сто процентов ничего обеспечить нельзя, – пробурчал Старых.

– Ох, Алексей Семенович, милый, – укоризненно покачал головой Харцев, – ну нельзя быть таким скептиком и всего бояться! В противном случае будем сидеть по своим кабинетам, носа не высовывать и ничего не делать. Мы в Пакистане все-таки, здесь риск всегда есть, по-иному не получится. Мы же знали, куда ехали!

На это возразить было нечего, и совещание завершилось на оптимистической ноте.

Вскоре из Турции вернулся Шантарский. Он сиял и не скрывал своего отличного настроения. «Все правда, старина, все правда! – радостно повторял он, хлопая Ксана по плечам и спине. – Я знал, не могла она солгать, все правда, старина! В приюте подтвердили, там ее помнят, и ты угадал, называют чеченской золушкой».

– Вот счастье тебе привалило, – проворчал Ксан, сбрасывая с себя руку Шантарского. – Хватит меня шлепать, найди девку, которой это нравится.

– А ты расстроился, как я погляжу! – хохотнул приятель. – Где ж я такую девку найду, они любят, чтобы их по другим местам шлепали. А тебе хотелось, чтобы Хамилла наврала, и ты затеял бы какую-нибудь очередную гнусность, принялся копаться в ее прошлом, выводить на чистую воду, тебе было невтерпеж, ну, скажи, я прав, да?

– Пошел к черту, – отмахнулся Ксан. – Съездил в Турцию, ну и съездил… Небось и на побережье смотался?

– Смотался, – смущенно признал Шантарский. – Так за свои же, кровные! Кто мне деньги вернет?!

– Боюсь, что никто, – с усмешкой ответил Ксан, окидывая приятеля оценивающим взглядом. Тот забронзовел от загара, набрался сил и энергии. – Во всяком случае, я не верну. Могу разве что в «Пак-Кабули» сводить.

– Что мне «Пак-Кабули»! Я там в таких кабаках побывал! Надо же было компенсировать моральный ущерб.

– От того, что я подозревал Хамиллу? Бедненький, – посочувствовал Ксан. – Как ты страдал.

– А за твои насмешки я тебе «маленький балаганчик» сделаю! – с негодованием завопил Шантарский и принялся выкручивать Ксану руку. Но силы оказались не равны, в конце концов заведующий консульским отделом был повержен наземь и запросил пощады.

– Не забывай, пижон, – прорычал ему Ксан в ухо, – на твой «маленький балаганчик» я тебе всегда большой устроить могу!

Они отряхнулись и рассмеялись, весьма собой довольные.

– Только не думай, – Ксан все же решил испортить настроение приятелю, – что теперь ты вхож в дом Идриса. Туда ни ногой. Потом посмотрим, конечно…

– Я что, не понимаю, что ли? – обиделся Шантарский. – Можешь не сомневаться, к ним больше не сунусь.

Что-то в голосе Шантарского насторожило Ксана, уж больно легко и непринужденно все было сказано. Неужели это тот самый страдалец, который сон потерял и мучился от любовного недуга? Оставалось предположить, что время лечит даже таких безбашенных шалопаев.

– А как там с нашими делами по Вахе? – Шантарский перевел разговор на другую тему. – Что-то проклюнулось?

– Ровным счетом ничего. Но посол и наш шеф особо не сокрушаются по этому поводу. Отписываются, сообщают о том, что сделали паки, точнее, что паки сказали о том, что они сделали, докладывают о своих беседах в ОРУ, МВД, МИДе, об оценках прессы… В общем, демонстрируют кипучую деятельность посольства. Мы, дескать, наблюдаем, мониторим, а уж то, что до истины не удается докопаться и убийцу пригвоздить, так мы ни при чем, весь спрос с паков. Мы их только подстегивать можем.

– Итак, дело спускается на тормозах, в центре перестали нервничать, в посольстве не работают, а отписываются. Все как обычно.

– По-моему, ты этим должен быть доволен, – саркастически заметил Ксан. – Кто не уберег Ваху? В твоих интересах, чтобы все это быльем поросло, чтоб похерили к чертовой матери эту историю.

– А ты похерил?

– Я – нет.

– Знаешь, я тоже. Меня подставили, хотелось бы выяснить, кто именно.

– Не факт, что нам удастся это сделать, – вздохнул Ксан.

* * *

Все шло своим чередом, проблемы находили свое решение, вполне удовлетворявшее руководство посольства, однако Ксана не оставляло ощущение тревоги. Оно появлялось всегда, когда он чего-то не понимал, не мог в чем-то разобраться. Это относилось к странностям, с которыми он столкнулся в доме Идриса и Хамиллы. Когда Идрис предупреждал его о возможном теракте, то что-то явно недоговаривал. Не хотел ссылаться на свой источник информации, но источник этот, скорее всего, надежный, иначе не стал бы он вообще упоминать об этом. Дождался, когда уйдет супруга… Не хотел ее беспокоить… Допустим, потому, что она занималась этим своим уродцем… Ненормальное пристрастие к сирым и убогим… Хотя почему ненормальное? Для него, Ксана, ненормальное, а для богатой дамы, которой нужно чем-то занять себя, осознавать, что она делает что-то полезное для общества, это может быть совершенно нормальным… Этот Азмат, как он злобно сверлил Ксана своим взглядом, можно было подумать, что видит в нем конкурента в борьбе за блага, которые раздает госпожа Дуррани, или за ее благосклонность… На все это наслаивалось «изгнание» Шантарского…

Каждый из этих фактов или фактиков мог иметь простое и убедительное объяснение, все это могло быть сущей ерундой, которую лучше выкинуть из головы и заняться по-настоящему серьезными делами, но… Оставалось это всегдашнее, предательское, иррациональное «но», с которым нельзя было ничего поделать.