Книга Голос - Дарья Доцук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я написала Глебу, и он мне ответил. Мы обсуждали «Птиц» и человеческие страхи.
«Ты чего больше всего боишься?» – спросил он.
Я задумалась. Смерти? Нет, не ее. Страшен сам страх. Я боюсь паники, и от этого она становится еще сильнее.
И я ему рассказала. Печатать было легче, чем говорить вслух.
Я: Помнишь теракт в Москве 21 ноября? Я была в соседнем вагоне. После этого у меня начались панические атаки. Это очень сильные приступы страха. Когда не можешь нормально говорить, дышать, думать. Ладони потеют, сердце бьется на бешеной скорости, кажется, что сейчас разорвется. Вот этого я боюсь.
Глеб: У меня что-то подобное было на ярмарке. Я думал, это страх сцены.
Я: Это у многих бывает – слабее или сильнее, чаще или реже. Это может длиться одну минуту, полчаса, час. Может вообще случиться один раз в жизни. Главное – не подпитывать свой страх, не давать ему в тебе поселиться.
Глеб: Как ты с этим справляешься? Я даже не знал, что такое бывает.
Я описала ему свои приемы. Мысль о том, что я могу кому-то помочь, наполняла меня до краев чем-то… не знаю, как описать. Но казалось, что все не зря. Даже такая болезнь – не зря, если то, что я узнала о ней, кому-то поможет.
Глеб: Знаешь, по-моему, это какая-то ошибка. Ну, что у меня такой голос. Он должен был достаться кому-то другому.
Я: Не обязательно петь на сцене. Можешь записывать видео, можешь петь для себя, для друзей. Только ты сам решаешь.
Он замолчал на пару минут.
Глеб: Слушай, а что там Стас к следующему разу вытащил?
Я: Не поверишь, мое выпало – «Последний лист»!
Я бродила по набережной, раздумывая, как сказать маме, что хочу остаться. Пойду в ее школу. Она, конечно, начнет говорить, что в «дворовой» школе ничему не научат. Но ведь я умею учиться, значит, научусь. Я много раз прослушала в голове все, что она скажет. Пока аргументов мне не хватало.
Неподалеку от библиотеки мне пришла идея погадать на случайной книге. Может, это наведет на какие-то мысли.
В окне я увидела Стаса. Он сидел на подоконнике, подогнув ногу, и что-то записывал в блокнот.
Я зашла.
Он отвлекся и улыбнулся:
– О, привет! Неужели пришла обсудить «Страну аистов»?
– Да, извини, никак не получалось. Очень много всего…
– Что-то с бабушкой? – насторожился он.
– Да нет, с бабушкой все хорошо. Это что, новый рассказ?
– Ага.
Он отложил блокнот. Я села рядом. Слабое солнце приятно пригревало подоконник.
– Я тут понаблюдал за аистами, – сказал Стас. – На ярмарке, пока в очереди за хот-догами стоял. Аисты часто вьют гнезда на развалинах… Никогда не замечала, какой у них ужасно умный вид?
– Я, честно говоря, не приглядывалась.
– Да я тоже. Но вот тогда заметил. В очереди реально сто лет стоял. В общем, они застыли вдвоем на своих тонких ножках и внимательно так меня изучали. Как будто все про меня знали. Я мог им задать любой вопрос: сколько мне осталось жить, есть ли бог, в чем смысл жизни? – они бы ответили, если бы умели говорить. И взгляд такой проницательный, как насквозь… И тогда я окончательно поверил, что у них есть свое королевство. Осталось только волшебную стену найти. Я уже внес этот пункт в свой жизненный план. Говорят, стена где-то в районе Конского болота.
– А болото где?
– Понятия не имею. Как раз прочесываю местность в гугл-картах.
Стас рассказывал так, что и мне тоже хотелось верить в Страну аистов. Следующим летом он получит права, возьмет напрокат машину и объедет всю область в поисках волшебной стены.
– Вот, ищу напарника. Если хочешь, присоединяйся. А не найдем стену, так хоть путеводитель напишем. Так и назовем: «В поисках Страны аистов».
Я улыбнулась этой мысли.
– Ну, допустим, мы ее нашли. И что будем делать – перепрыгнем через стену? Оттуда же еще никто не возвращался.
– Надеюсь, это потому, что там очень хорошо.
Мне показалось – а может, и нет, – что в ту минуту воображение нарисовало нам одну и ту же картину: бесконечные зеленые луга и замок из прусских легенд. Кругом ни души, только белые аисты с черной каймой по краю крыла парят в синем небе или стоят, замерев, в гнездах, свитых в бойницах, из которых никогда не стреляли.
Стас нахмурился и потер шею, как будто у него заболела татуировка.
– Хорошая книжка, только конец плохой. Кости солдат уйдут в землю, замки и кирхи растащат на кирпичи, и останется от Пруссии одно большое Ничто. За последние пять лет эту книжку в библиотеке прочитали три человека: мой дед и мы с тобой. Вот, говорят, вечная память. Какая там вечная! Разговоры в пользу бедных. Большинство из нас ждет глубокая черная яма под названием Забвение, братская могила человечества.
Он виновато взглянул на меня и развел руками:
– Извини, что так мрачно. Ты слишком внимательно не слушай. Я стараюсь не впадать в депрессию на людях.
– Я тоже.
Мы невесело усмехнулись, и мне показалось: только что мы с ним встретились на тропе, где до сих пор блуждали поодиночке.
– Кстати, по поводу аистов… – продолжал он. – Мне вдруг как-то спокойнее стало от того, что они за мной присматривают. Они мне кое-кого напомнили. Я даже на секунду подумал… Ну, это уже метафизика. Но тебе понравится. Ужасно красивая идея!
– Та-ак? – заинтересовалась я.
– Представим для успокоения нервов, что у нас все-таки есть душа и что она бессмертна. На месте души я бы тоже стремился поскорее избавиться от своего бесполезного тела. А потом я бы превратился в аиста и улетел за волшебную стену.
– Хороший посмертный план, – согласилась я.
– Считаешь?
– Однозначно лучше моего.
– Ну-ка, ну-ка, обожаю слушать, у кого какие посмертные планы! – оживился он.
– Я не оригинальна. Планировала стать кёнигсбергским привидением. Поселиться на какой-нибудь старой мансарде с книгами и ходить в гости к другим привидениям. Но идея со Страной аистов мне нравится больше. Всегда мечтала научиться летать.
– Отлично! Там и пересечемся!
Мы посмеялись, и Стас, щурясь от солнца, улыбнулся брусчатой улочке, по которой деловито гулял черный кот.
– Вообще, я рассчитываю еще кое-кого там встретить, – сказал он после паузы. – Надеюсь, наши посмертные планы совпадут.
Я взглянула на него вопросительно. Я догадывалась, о ком он – о дедушке.
Стас в задумчивости пожевал губу, словно прикидывая, с какого места начать. Я не торопила. Почему-то считается, что у человека только одна смерть – его собственная, но ведь ей предшествуют и другие: смерти родных, друзей, незнакомцев, – и с ними тоже надо как-то ужиться.