Книга Помни меня - Лесли Пирс

Все восемь недель до Рио Мэри не думала практически ни о чем, кроме того как убедить Уилла стать ее мужем. Из-за ее положения хирург Уайт дал ей разрешение оставаться на палубе весь день в хорошую погоду и увеличил ее рацион. Это означало, что она могла видеться с Уиллом ежедневно. Мэри чинила его сети, разделывала рыбу, часто давала немного еды из своего дополнительного рациона и льстила ему.

Почти каждый день она открывала в Уилле какую-то новую грань. Его хвастовство бывало утомительным, он думал, что может делать практически все, что угодно, лучше остальных, но он был сильным, практичным и неглупым. К тому же в его характере чувствовалось что-то мягкое. Уилл всегда интересовался, как она себя чувствует, и однажды спросил, может ли он положить руку ей на живот, чтобы услышать, как бьет ножкой малыш, и изумился, почувствовав это. Он защищал тех, кто слабее, и был веселым человеком, редко пребывая в унынии.

Когда корабль пришвартовался в Рио, на каторжников снова надели цепи, люки задраили и команда сошла на берег. Заключенным периодически разрешали выходить на палубу на короткое время, и те, у кого имелись деньги, могли купить продукты у смуглых мужчин, подплывавших к кораблю на маленьких лодочках, чтобы поторговаться.

У некоторых более счастливых каторжников были родственники достаточно близко от Девонпорта, которые привезли им перед отправлением корабля новую одежду, еду, деньги и другие вещи. У некоторых имелись денежные запасы, которые им удалось не растратить во время пребывания в тюрьме на «Дюнкирке». Уилл был одним из них — он сказал Мэри, что держит деньги в мешочке под рубашкой. Он купил апельсинов и половину отдал Мэри. Еще он вручил ей кусок белого хлопка.

— Нашьешь одежды для малыша, — сказал Уилл со странной робкой улыбкой.

Когда Тенч вернулся на борт, слегка ослабевший после пьянок и загулов с другими офицерами, у него тоже был для нее подарок — одеяло для ребенка.

— Уилл купил мне хлопка, чтобы я сделала приданое для малыша, — добавила Мэри, после того как поблагодарила его, еле сдерживая слезы. — Я счастлива, что у меня есть два таких хороших друга.

Вот за Уилла ты и должна выйти замуж, — сказал Тенч резки, застав ее совершенно врасплох.

Замуж! — воскликнула Мэри, будто это никогда не приходило ей в голову. — Да с чего бы он вдруг захотел жениться на мне, если вокруг столько красивых и бездетных женщин?

— Потому что ты умная, с тобой хорошо и спокойно, — ответил Тенч, и его карие глаза сверкнули. — Именно такие качества хотел бы я видеть у своей будущей жены.

— А как насчет любви? — спросила она, жалея, что не умеет флиртовать, как это делают другие женщины, чтобы заманить мужчину, которого они хотят.

— Я считаю, что любовь приходит, когда двое людей отлично ладят друг с другом, — сказал он серьезно. — Я думаю, многие путают страсть с любовью. Это две совершенно разные вещи.

— Разве они не существуют вместе? — спросила Мэри.

— Иногда, если очень повезет, — улыбнулся Тенч. — К сожалению, многие из нас получают или одно, или другое, но никогда и то, и другое вместе. Или, что еще хуже, чувствуют и то, и другое к человеку, который просто им не подходит.

Мэри показалось, что он пытается сказать ей, что именно это он испытывает по отношению к ней.

— Но наверняка, если испытываешь к человеку такие сильные чувства, он может ответить взаимностью, — проговорила она пылко.

— Возможно. — Тенч пожал плечами и посмотрел на Рио. — Если сможешь поехать с этим человеком туда, где твое происхождение не имеет значения.

Их разговор резко прервал появившийся на борту капитан Гилберт. Тенч должен был подойти и поприветствовать его, а Мэри проскользнула обратно на корму корабля, чтобы посмотреть на Рио через бухту и подумать, захотел бы Тенч взять ее туда.

Но если он этого хочет, почему он подталкивает ее к мыслям об Уилле? Таковы особенности мужского поведения? Но Мэри уже давно поняла, что Тенч не такой, как остальные мужчины. Они выплыли из Рио четвертого сентября, а через три дня, вечером, у Мэри начались роды.

Сначала это было не так уж и плохо. Мэри тихо лежала рядом с Бесси и ей даже удалось подремать. Но через несколько часов после полуночи у нее начались сильные боли, и ей пришлось встать и держаться за одну из корабельных балок, чтобы боль хоть немного утихла. Утром послали за хирургом Уайтом, но он объявил, что все нормально и что первые роды всегда длятся дольше. Он приказал двум женщинам, которыми случайно оказались Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер, собрать соломы, на которой будет лежать Мэри.

Корабль сильно качало, а Мэри Хейден и Кэтрин относились к роженице с полным безучастием. Еще хуже было то, что люки закрыли из-за сильного ветра, поэтому в трюме стало темно и душно.

— Удовольствие ты уже получила, — сказала Мэри Хейден злорадно. — Теперь придется помучиться.

Мэри всегда понимала: эти две женщины считают ее виновной в своих злоключениях, сколько бы они не повторяли, что все это уже в прошлом и забыто. Каждый раз, когда Мэри благодарили или хвалили другие заключенные, она ощущала зависть своих бывших подруг. Она догадалась, что для них ее роды — это возможность поквитаться. Они надеялись, что Мэри опозорится и больше не будет вызывать того восхищения, которое испытывали к ней остальные.

Но Мэри не собиралась доставить им такое удовольствие. С каждой новой схваткой она скрипела зубами и сдерживала стон.

Боль нарастала, и каждая схватка становилась чуть сильнее. В конце концов Мэри была вынуждена лечь и уцепиться за связанную узлом веревку, которую одна из женщин постарше предусмотрительно обвязала вокруг балки, чтобы Мэри могла за нее тянуть. Сара сидела рядом, промокая ей лоб и давая по глотку воды.

— Уже недолго осталось, — прошептала она подбадривающе. — Если хочешь кричать — кричи, не обращай внимания на этих двух стерв.

Мэри подумала, что может умереть в родах, и на какое-то мгновение между схватками в ее голове промелькнула мысль: как некоторые женщины решаются рожать больше чем одного ребенка? И как раз тогда, когда она почувствовала, что больше не может, возникло новое ощущение, будто она хочет натужиться.

Она слышала, как другие женщины, и среди них ее мать, говорили об этой части родов, и знала, что это означает: ребенок рвется наружу. Вдруг ее захлестнула волна нежности к малышу, который у нее внутри, и она исполнилась решимости как можно скорее вытолкнуть его.

— Он идет, — прошептала Мэри Саре и со следующей схваткой стиснула зубы, подняла ноги высоко вверх, потянула за веревку и с силой натужилась.

За одеялом, которым Сара предусмотрительно завесила Мэри, чтобы отгородить ей немного личного пространства, женщины были заняты ужином, и где-то на заднем плане Мэри чувствовала запах тушеного мяса и слышала чавкающие звуки. Тряска корабля, казалось, повторяла все, что происходило в ее теле, и Мэри была рада, что темнота скрывала это, по ее мнению, неловкое зрелище.