Книга Парижский поцелуй - Барбара Картленд

Шина, сидя за столиком у стеклянной стены, смотрела на Сену и на собор Парижской Богоматери, подсвеченный огнями так, что он был виден во всей своей величественной красе. Это было захватывающее зрелище. Очертания собора отражались в воде на фоне усыпанного звездами неба.

— Как прекрасно! — сказала Шина.

— Я знал, что вам понравится, — улыбнулся Мансфильд, глядя ей в глаза. Затем, когда официант принес меню, он спросил: — Мне самому что-нибудь выбрать для вас?

— О да, пожалуйста, — с облегчением произнесла Шина.

Она не знала все эти многочисленные блюда со столь привлекательными названиями и боялась ошибиться. Люсьен заказал ужин и затем, взяв список вин у сомелье, спросил у Шины:

— Что бы вы хотели выпить?

— Я… я не знаю. Может быть, вы выберете?

— Я закажу вам шампанское, — решил он.

Официант принес бутылку шампанского. Шина посмотрела на нее с опаской.

— Вы любите шампанское? — Люсьен не отрывал от нее взгляда.

Шина была в нерешительности. Ей не хотелось сознаваться, что она пила его лишь дважды в своей жизни — на свадьбе в Дублине и когда дядя Патрик выиграл в лотерею. Он тогда истратил на шампанское практически все деньги, которые выиграл. И потом, это был очень дорогой напиток. Она предпочла бы пиво.

Однако едва Шина выпила темной золотистой жидкости из своего бокала, как почувствовала, что у этого шампанского абсолютно иной вкус.

— Понравилось? — спросил Люсьен.

Шина хотела сказать, что его вкус подобен нектару, но она вспомнила, что должна казаться искушенной в подобных вещах, и просто кивнула:

— Да, очень хорошее. Я не знаю, кто сказал, что нужно всегда пить вино той страны, где ты находишься.

— О, я чувствую, у вас в этом большой опыт.

Она вспыхнула — он как будто читал ее мысли.

— Да, у меня есть некоторый опыт.

— Не верится, — возразил он. — Вы похожи на вечно молодого Питера Пена или на пасхального цыпленка, только что вылупившегося из яйца.

— Это не очень любезно с вашей стороны, — улыбнулась Шина.

— А вы хотите, чтобы я говорил комплименты?

Выражение лица Мансфильда заставило Шину быстро ответить:

— Я ненавижу комплименты. Мужчины всегда говорят их неискренне, преувеличивают достоинства и думают, что женщины хотят слушать подобную ерунду.

— Кто вам это сказал? На самом деле это не так. Но пусть это будут не комплименты. Можно я скажу вам правду?

— Да, конечно. — Шине стало любопытно.

— Я боюсь что-нибудь сказать вам не то, а то, подобно вашим ирландским гномам, вы исчезнете навсегда.

— Если вы не хотите, чтобы гном исчез, вы должны поймать его и держать в воде; тогда он не сможет убежать, пока не выполнит ваше желание.

— Дайте мне вашу руку, — попросил Люсьен.

Ни о чем не думая, повинуясь своему чувству, Шина вложила свою ручку в его большую ладонь, его теплые пальцы сжались, и она ощутила его силу, как тогда, когда он нес ее из библиотеки. Он произнес, слегка улыбаясь:

— Я держу вас, вы — в воде. Вы выполните мое желание?

— Какое? — Внезапно Шине стало трудно смотреть ему в глаза, ее ресницы затрепетали, и дыхание участилось.

— Я хочу, чтобы вы были счастливы. — В голосе Люсьена прозвучала нежность.

— Но я счастлива, — ответила Шина.

Произнеся эти слова, она вспомнила про дядю Патрика. Разве это справедливо — развлекаться, когда у него неприятности? Может быть, те ужасные люди шантажировали его, а она сейчас ничем не может ему помочь. Шина вспомнила о том, что говорили вчера за обедом о контракте. Ей нужно узнать о нем побольше. А она упустила эту возможность, как жаль, что Люсьен Мансфильд застал ее в библиотеке, прежде чем она успела просмотреть бумаги на столе.

— О чем вы думаете? — прервал он ее размышления.

И Шина вспомнила, что Люсьен держит ее за руку, и ответила:

— Думаю, что я напрасно похвасталась, что счастлива.

— Вы созданы для счастья, — произнес Люсьен. — Вы так прекрасны.

— Это комплимент? — Шине захотелось остановить его. Она попыталась высвободить свою руку, но Мансфильд не выпускал ее.

— Я точно знаю, что вы думаете. Вы думаете, почему я вам не говорил ничего подобного в день вашего приезда? Но теперь я могу поклясться на Библии, что вы меня очаровали с того момента, когда я вас увидел на Северном вокзале.

— Но вы не подали виду, — сказала Шина. — Ваша серьезность прямо испугала меня.

— Была причина, почему я не был доволен вашей внешностью, но для меня лично вы показались одной из самых прекрасных женщин, которых я когда-либо встречал, — сказал Люсьен.

Шина понимала причину его тогдашнего недовольства: у привлекательной гувернантки неизбежны неприятности из-за Анри де Кормеля.

Наступила небольшая пауза, пока официант подавал следующее блюдо. Люсьен отпустил ее руку, и они принялись за еду. И когда им долили вина в бокалы, он спросил:

— Интересно, почему женщины, особенно англичанки, придают такое большое значение одежде?

— Я думаю, потому, что в красивой одежде чувствуешь себя уверенно. Хороший внешний вид — залог успеха.

— Мне кажется, что вы все время боретесь с собой.

Шина промолчала. И тогда Люсьен опять спросил:

— Почему вы боитесь меня?

Шина не могла лгать, и она просто ответила:

— Вы пугаете меня.

— Наверное, потому, что вы что-то скрываете, — заметил Люсьен.

— Возможно, — рассмеялась Шина, хотя прекрасно осознавала серьезность такого предположения.

Люсьен нахмурился, но потом тоже рассмеялся:

— Я не верю этому. У вас такие честные глаза В вас нет ни капли притворства.

Шина покраснела и потупилась:

— Не слишком ли много вы требуете от женщины?

— Но не от вас.

— Почему вы так говорите? Вы же ничего не знаете обо мне.

— Вы забыли о рекомендации графини де Бофлер? — спросил Люсьен. — Она так тепло отзывалась о вас. И когда я увидел вас, я понял, что она была права.

— Я думаю, стоит доверять не рекомендациям, а самому себе, — заметила Шина.

— Очень хорошо, я буду составлять суждения сам. И давайте оставим официальный тон хотя бы сегодня вечером. Долгое время про себя я называл вас Шиной. Почему бы вам не называть меня Люсьеном?

— Я думаю… — начала Шина.

Но он прервал ее:

— Я знаю, что вы хотите сказать. Давайте Ненадолго забудем о нашей работе в посольстве. Забудем про рекомендацию графини де Бофлер. Отбросим все условности. Хорошо?