Книга Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони

Правду сказать, сама гувернантка тоже не подозревала ни о чем подобном. Однако, оказавшись лицом к лицу с герцогом, который долго расспрашивал ее, а потом вручил список требований и пожеланий, она догадалась: в этом доме не все так благополучно, как кажется с первого взгляда…

«Мадам де Праслен никогда не должна подниматься в комнаты своих детей; если кто-то из них заболеет, она может войти только в спальню больного. Она не должна выходить с ними из дому без гувернантки и имеет право видеться с детьми лишь в присутствии господина де Праслена либо гувернантки…»

Анриетта Делюзи изумилась донельзя, но, взяв себя в руки, перечитала странный документ еще раз, чтобы убедиться: все это ей не приснилось. Однако, когда она обратилась к своему хозяину, лицо ее сохранило непроницаемое выражение:

– Я приложу все старания, чтобы выполнить вашу волю полностью, но, признаюсь, последний параграф мне не совсем понятен…

Герцог чуть усмехнулся. Привычным жестом сцепив руки за спиной, он подошел к окну и рассеянно приподнял гардину.

– Готов согласиться, что это и в самом деле трудновато понять, но прошу поверить, мадемуазель, я не с легким сердцем добавил этот последний параграф к разработанным мною самим правилам воспитания детей. Вы должны осознать, что меня вынудили к этому весьма серьезные обстоятельства.

Взгляд его светло-зеленых, таких светлых, что они казались скорее серыми, глаз явно искал одобрения. Гувернантку это смутило. Ей было трудно, почти совсем не зная герцога, сразу же проявить к нему симпатию, которой он, казалось, требовал. Перед ней стоял рыжеватый блондин довольно приятной внешности, единственным недостатком которой, пожалуй, было то, что его бегающие глаза не позволяли встретиться с ним взглядом. Это настораживало. Но, в общем, он казался приветливым и любезным. А мадемуазель Делюзи к тому времени пережила достаточно много, чтобы не придавать особенного значения внешности. Тщательно взвешивая каждое свое слово, она тихо ответила:

– Несмотря на все только что сказанное, господин герцог без труда поймет, что я, только появившись в этом доме, не могу разлучать мать с детьми. Госпожа герцогиня приняла меня с необычайной добротой. Такое отношение делает предложенную мне миссию чрезвычайно затруднительной.

– Понимаю! Но, видите ли, у герцогини слабое здоровье. К тому же у нее вспыльчивый, необузданный нрав. Малейшее противоречие приводит к вспышкам слепого гнева, лишающим ее всякой способности рассуждать. Подобное поведение в присутствии детей способно принести им немалый вред.

Опустив ресницы, гувернантка внимательно наблюдала за герцогом. Ей показалось, что он чересчур старательно подбирает слова. Похоже, домысливает что-то прямо в процессе рассказа. С тихим упрямством она заговорила снова.

– В таких условиях, конечно, лучше, чтобы дети не утомляли свою мать. Я постараюсь сделать все от меня зависящее, освобождая госпожу герцогиню от их шалостей. Но боюсь, что на большее я окажусь не способна.

Герцога явно удивило ее упорство. Он как-то немного растерянно развел руками.

– Хорошо, хорошо… Не буду больше настаивать! Мы разберемся, вы привыкнете и все сами поймете. Дети очень нуждаются в заботе. Мне хотелось бы, чтобы вы стали для них не только и не столько воспитательницей, сколько подругой… старшей сестрой! Сейчас я вас познакомлю с ними.

Глаза мадемуазель Делюзи невольно остановились на его руках. Вид этих рук никак не вязался с обликом герцога Теобальда. У такого изысканного, элегантного человека – такие тяжелые, мясистые ручищи с короткими толстыми пальцами, квадратные кончики которых сплющены, как у рабочего. Руки, вульгарные до крайности, несмотря на то, что видно было: за ними старательно ухаживают. Очень странные руки для столь знатного господина!.. Руки, способные очень многое сказать тому, кто умеет присматриваться…

Так мадемуазель Делюзи начала свою службу в особняке, принадлежавшем герцогине де Праслен. И очень скоро обнаружила, что служба эта – не из легких.

…В большой столовой обед в тот день уже подходил к концу. Трапеза проходила в полной тишине, несмотря на то что за столом сидело довольно много людей. Слышалось только позвякивание серебра и фарфора в руках одетых во фраки лакеев. Герцогиня молчала, и никто не решался хоть что-нибудь сказать, видя, какая буря таится в глубине ее черных глаз.

Глаза, пожалуй, были единственным, что осталось от былой красоты герцогини, хотя к тому времени ей едва исполнилось тридцать четыре года. Такое тонкое когда-то лицо отекло, прекрасный золотистый цвет кожи сменился нездоровой желтизной. К тому же с этого некогда прекрасного лица теперь не сходило выражение усталости и меланхолии. Беспокойный взгляд герцогини де Праслен, напоминающий взгляд затравленного зверя, постоянно перебегал с мужа на Анриетту Делюзи, которые держались при этом одинаково безразлично. Сидя на стульях с высокими спинками, они не спеша ели, уставившись в свои тарелки и даже не глядя на детишек, в полном составе рассевшихся по обеим сторонам длинного стола. В особняке Себастиани было принято обедать в семейном кругу.

Начиналось лето. Первые жаркие и душные дни обрушились на Париж, принеся с собой грозы, которые герцогиня переносила очень плохо. В такую погоду сильно увеличивалась ее раздражительность.

Как только обед закончился, герцогиня поднялась и, обращаясь к старшей из дочерей, тринадцатилетней Луизе, сказала:

– Собирайся, Луиза, и ты, Берта, тоже. Жара просто невыносимая, в четырех стенах можно задохнуться. Мы прогуляемся вдоль набережных в коляске…

Озадаченные девочки по очереди молча посмотрели сперва на отца, потом на гувернантку. Мать перехватила их вопросительные взгляды, и это немедленно вызвало у нее очередную вспышку гнева.

– Что такое? Вы плохо слышите? Почему вы смотрите на вашего отца и на мадемуазель? Вы полагаете, я должна спрашивать у них разрешения на прогулку?

– Но, мама…

Вмешался герцог. Он холодно склонил голову перед женой и сказал:

– Дети сегодня уезжают с мадемуазель в Во. Следовательно, они не могут сопровождать вас.

– В Во? А кто это принял такое решение?

– Это мое решение. Как вы сами только что сказали, в Париже слишком жарко. Там им будет намного лучше. Впрочем, вы можете присоединиться к ним, как только вам этого захочется.

– А вы?.. Вы сами?

– Я? Я уеду туда завтра. Сегодня у меня дела в Париже, мне надо быть в палате пэров…

Герцогиня – это было сразу заметно – изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Но от прилива крови лицо ее побагровело, и в конце концов ярость вырвалась наружу.

– Значит, так, – проговорила она, тщетно пытаясь сдержать дрожь в голосе, – вы отправляетесь в Во с детьми и с… с этой девицей и даже не считаете нужным предупредить меня! Если бы мне не пришло в голову поехать на прогулку…

– Но… я же только что предупредил вас: мы уезжаем!