Книга Любовь и долг Александра III - Елена Арсеньева

– Марчер очень красивый, правда? Вот бы выйти за него замуж!

– Чем скорее ты забудешь об этих глупостях, тем будет лучше, – серьезно проговорила Минни. – Ты совсем девочка, тебе едва исполнилось тринадцать.

– «Ей нет еще четырнадцати лет». Помнишь? А Джульетта уже была влюблена в Ромео! – запальчиво возразила Тира.

– Ну, если уж дело дошло до Шекспира, вспомни и эти строки: «Пускай пройдет еще два пышных лета, тогда женою может стать Джульетта!»

– Ну я же не говорю, что выйти замуж непременно сейчас… – начала юлить Тира. – Когда-нибудь потом.

– Перестань, не мечтай о Марчере. Ты королевского рода, твоя судьба – принц, герцог, а может даже, и король.

– Жаль, что Марчер – не принц и не герцог. Жаль, что я королевского рода, – всхлипнула сестра. – Ладно, о чем мы говорим? При чем тут я? Расскажи, что было у вас, когда отец объявил о помолвке?

– Ты же знаешь, что был торжественный обед, нас все поздравляли…

– Конечно, знаю, я ведь тоже там была, – хихикнула Тира, мгновенно переходя от слез к веселью. – А что произошло, когда вы пошли в сад?

– Мы погуляли, поговорили, – пробормотала Минни.

– Целовались? Признавайся, вы целовались?

– Да. Не стану скрывать. Что в этом такого? Мы теперь жених и невеста. Мы будем мужем и женой, мы вообще будем…

– Да, спать в одной постели, я знаю, – заявила Тира. – А почему муж и жена спят в одной постели, ты не знаешь?

– Наверное, чтобы удобнее было целоваться, – рассудительно проговорила Минни, которая и сама не слишком-то разбиралась в данном вопросе. – Вообще-то надо об этом у кого-нибудь спросить. Например, написать Аликс, пусть расскажет.

– Аликс! – фыркнула Тира. – Когда еще придет ответ из Лондона! Нужно спросить у… да хоть у мадемуазель Д’Эскаль. Правда, она старая дева, никогда не была замужем и ничего не знает о мужчинах.

– Премного благодарна вам, ваше высочество, за столь высокую оценку моих знаний! – раздался ядовитый голос, прозвучавший, словно гром небесный, и сестры, сбросив одеяло, увидели стоявшую над постелью Эмму Д’Эскаль. Губы у нее были гневно поджаты, лоб нахмурен, а в руке она держала подсвечник. – Извольте немедленно отправиться в постель, мадемуазель Тира, ваше высочество! Что за безобразие? Будьте уверены: я обо всем расскажу королеве, вашей матушке!

– Как хорошо, что ты пришла, Эмма! – обрадовалась Минни. – Садись сюда, – она похлопала по постели, – посвети нам. Я как раз хотела показать Тире одно письмо… Давайте почитаем его вместе. Сегодня Никса написал его своему отцу-императору, и показал мне, и позволил списать. Садитесь скорее, Тира, Эмма, слушайте!

Мадемуазель Д’Эскаль не могла противиться приглашению принцессы и собственному любопытству и села на постель, держа свечу повыше, чтобы лучше было видно. Рядом примостилась Минни и, выхватив из-под подушки смятый листок, с чувством принялась читать:

Dagmar была такая душка! Она больше, чем я ожидал; мы оба были так счастливы. Горячо поцеловались, крепко пожали друг другу руки, и как легко было потом. От души я помолился и просил у Бога благословить доброе начало. Это дело устроили не одни люди, и Бог нас не оставит.

– Какое восхитительное, какое прелестное письмо! – умиленно воскликнула мадемуазель Д’Эскаль. – Как мило с вашей стороны, ваше высочество, что вы удостоили меня чести прочитать его!

– «Dagmar была такая душка!» – протянула Тира. – Я теперь буду звать тебя душкой, хорошо? – И она закатилась смехом. – Душкой Дагмар!

– Перестаньте, Тира! – одернула мадемуазель Д’Эскаль, приступ умиления которой уже миновал. – Теперь вы, Минни, должны написать письмо его величеству императору, своему будущему отцу.

– А я его уже написала, – похвасталась та. – И даже вложила в конверт, в котором посылал свое письмо Никса. Но я могу прочитать вам черновик, хотите?

Единодушное «да» было ей ответом, и Минни выудила из-под подушки еще один листок, столь же измятый, как первый, и принялась читать:

Мои любимые родители! Разрешите мне добавить эти несколько строчек к письму Вашего дорогого сына, моего любимого Никсы, чтобы выразить счастье, которое я испытываю в этот момент оттого, что чувствую себя связанной с Вами столь дорогими для меня узами. Пусть Бог своей добротой поможет мне сделать его таким же счастливым, чего я сама желаю от всего сердца. Подарите и мне немного той любви, которую Вы испытываете к сыну, и Вы сделаете меня тоже счастливой. Преданная Вам Дагмар.

– Прекрасное письмо, – серьезно сказала Тира.

Эмма Д’Эскаль всхлипнула:

– Ах, как трогательно, душевно, сердечно! – И тут же, не переводя духа, сурово вскричала: – А теперь, ваше высочество, мадемуазель Тира, немедленно отправляйтесь в постель, а вы сейчас же засыпайте, Минни, или, клянусь, я немедленно отправлюсь к вашей матушке, ее величеству, и доложу о том, что вытворяют будущая русская императрица и ее сестра!

– Нет, господа, воля ваша, а я не могу! Решительно не могу!

Мари Мещерская, по своему обыкновению грассируя и произнося в нос «н» и «м», попыталась соскочить с помоста, на который ее только что поставили. Мари была в белой тоге, глаза у нее по роли должны были быть завязаны, однако она сдвинула повязку на лоб и высоко подобрала тогу, чтобы не споткнуться. И все же покачнулась, принялась беспомощно хвататься за воздух свободной рукой…

– Осторожнее! – крикнул Саша и бросился к ней.

Молодой граф Сергей Шереметев, друг детства великого князя, ныне корнет Кавалергардского полка, поспел раньше и принял Мари на руки прежде, чем она свалилась с помоста. Илларион Воронцов-Дашков, ближайший друг Саши, чуть нахмурился и качнул головой. Мари немедленно приняла испуганный вид, с тревогой оглянулась на великого князя, но Шереметев поспешно поставил ее на ноги и угрюмо произнес:

– Надо вам быть осторожнее, Мария Элимовна.

Исподтишка он заметил выражение обиды, скользнувшее по открытому лицу Александра Александровича, который никогда не умел скрывать своих чувств. Шереметев и Воронцов-Дашков обменялись взглядами.

«Жаль, что нет Вово, – подумал Шереметев. – Он хоть и пакостник, но умный, мог бы приструнить свою кузину, которая не в меру разошлась. Скажи я что-то Саше, он и слушать не станет, а если я одерну Мещерскую наедине, она на меня ему же и нажалуется. И вдобавок Саша ревнует, это видно. Хоть бы кто императрице доложил, что ли, чтобы она приструнила Сашу… Впрочем, ей хватает и без него хлопот. Оба сына за фрейлиной приударяют, а старший все хворает да никак не вылечится».

– Отчего же вы, Мария Элимовна, не можете изобразить Немезиду? – с ноткой обиды спросил граф Фредро.