Книга Дом, куда мужчинам вход воспрещен - Карин Ламбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магия, позолота, бархат, огни – все это в прошлом. Наступает вечер прощания с труппой, с машинистами, с хореографом. Гаснут софиты, падает занавес, умолкает оркестр, пора скатать ковер на сцене, снять костюм и грим. Для нее же все повторится и завтра вечером. Не будет публики. Не будет триумфа. И любви не будет. Слишком поздно. Она выбрала искры.
Она запускает руку в лавину комплиментов и признаний, потом задвигает ящик – как всегда, не до конца, – поколебавшись, закрывает его совсем, берет маленький ключик, дважды поворачивает его в скважине, идет на террасу, к бамбукам, что-то шепчет им и бросает ключик в пустоту. Пусть случай решит, подберет ли его кто-нибудь.
– О моей подборке не говорим, – предупреждает Жюльетта.
– А я еще ничего не сказал, – отвечает Макс. – У меня перерыв, пока отправляется материал.
– Сил моих больше нет заниматься всеми этими иллюзиями. Не спрашивай меня ни о чем.
– Я иду за кофе, хотел узнать, не принести ли и тебе.
– Извини. Не могу я больше видеть, как они любят друг друга!
– Твоя последняя свиданка не удалась?
– Им-то легко, диалоги для них написаны. А я нарываюсь на болванов, которые говорят: «Если бы я знал заранее, не пришел бы». И вообще, я беру тайм-аут. – Она опускается в расшатанное кожаное кресло.
Макс замечает на ее столе свечу со звездой Давида.
– Опять ходила стрелять глазами в синагогу?
Жюльетта морщится:
– Я разочаровалась, мне надо было кого-нибудь простить. Глава пятая моей книги: Йом-Кипур. В этот праздник все проявляют милосердие, любовь, дружбу. Когда кончается день, врата Неба закрываются, и ни одна просьба больше не доходит до Бога, надо ждать еще год.
– Это отмазка. Йом-Кипур не сейчас, а ты даже не верующая! Тебе хотелось поглазеть на красивых мальчиков. Признайся!
Она улыбается:
– Они такие трогательные в своих кипах и талесах. Живот у них подвело, постились ведь со вчерашнего дня, а глаза такие черные, блестящие, и они так пылко молятся.
Макс тихонько посмеивается.
– И кому же ты даровала свое прощение, когда делала вид, будто молишься?
– Зузу… то есть… Роберу.
– А что? Прижимист оказался?
– Прижимист?
– Ну да! Разве он не повел тебя в ресторан?
– Нет! Он бросил меня на улице!
– И ничего не сказал?
– Нет.
– Жюльетта!
Она закатывает глаза.
– Что он сказал?
– Он сказал, цитирую: «Я, наверное, поужинаю один».
– Отличная сцена для фильма!
– Я тебя ненавижу!
– А я тебя обожаю! Ты моя божественная Жюльетта. Он заслуживает, чтобы его вымазали дегтем и вываляли в перьях.
Они хохочут так, что слезы выступают на глазах.
– Вот мы смеемся. А моя личная жизнь – Сахара.
– Ты помнишь первого?.. Как бишь ты его окрестила?
Чтобы собраться с духом, она смотрела на это как на игру. Загадывала, что должна до конца свидания придумать «жениху» прозвище.
Ему было сорок лет, бездетный и никогда не жил с женщиной. Несколько недель он посылал ей донельзя изысканную прозу, подписываясь «Поэт». Покоренная его словами: «…эта частица неба, что живет в нас, напоенная электричеством, ночная, дикая, неотъемлемая», она согласилась с ним встретиться. Выпить кофе где-нибудь в людном месте.
Она надела свое темно-фиолетовое платье, шелковые чулки, замшевые лодочки на немыслимых каблуках, приласкала Жан-Пьера и выпила перед уходом у себя в кухне стаканчик белого вина.
На лестнице она встретила Розали.
– Какая ты красивая.
– У меня свидание.
В тридцать один год еще рано становиться монашкой.
– Удачи, моя Жюльетта. Открой пошире свои чакры.
Он ждал ее в глубине бистро, в бесформенных брюках – когда-то, должно быть, коричневых, – в носках с Микки-Маусом и сандалетах; расстегнутая рубашка с коротким рукавом под жилеткой открывала молочно-белый безволосый торс.
– Здравствуйте, это вы Принцесса?
– А вы Поэт!
Он похож на горгулью с собора Парижской Богоматери. Душевная красота много значит, но все же!
– Хотите кофе?
– Да. Маленький эспрессо.
И быстро уйду.
«Поэт» произнес несколько слов почти неслышным голосом и совершенно без интонации. Жюльетте пришлось передвинуться на краешек стула, чтобы понять, что он говорит.
– Вы пьете с сахаром?
Неприятный душок защекотал ей ноздри.
Этот запах мне знаком.
Каждый раз, когда он начинал говорить, она подавалась вперед и тотчас отодвигалась.
Гостиная тетушки Макса, которую она никогда не проветривает, чтобы сквозняк не сдвинул с места какую-нибудь безделушку. Решено, я назову тебя Нафталин!
А потом он признался ей, что все его письма были цитатами из Кристиана Бобена[66].
– А!
Вот тебе и душевная красота.
– Я не мог вам дольше лгать.
Самозванец в сандалетах!
Ему хотелось продолжить вечер. Она коротко отказалась:
– Нет, спасибо. Мне еще надо запустить стиральную машинку.
– Такое вряд ли забудешь. В письмах он копировал пассажи из Кристиана Бобена: «Человек-радость». Хороша радость! В 3D изображении: горгулья в носках с Микки-Маусом и с запахом гостиной твоей тетушки. Нафталин!
– Смени параметры поиска. Забудь идеального мужчину, – горячится Макс. – Выбирай что попроще. Скажем, гигантское покрывало, связанное крючком.
– Тогда это уже не поиск, это оздоровительная прогулка!
– А бабы из твоего дома – им по жизни достаточно оздоровительной прогулки?
– Ну да. Они больше не стремятся нравиться, и это меняет все.
– А может быть, им хочется нравиться женщинам? Ты уверена, что они тебя не клеят, твои «поставившие крест»?
– Они не лесбиянки. И не монашки. Они просто выбрали другую жизнь. Они красивые, интересные, добрые, динамичные. Им весело жить. Меня это заставляет задуматься. Даже соблазнительно временами.
– Моя Жюльетта без мужчины! Это же «Крестный отец» без Брандо, «Индиана Джонс» без Харрисона Форда…
– Лично я бы предпочла, чтобы ты сказал: «Сисси» без Роми Шнайдер. Пойми меня, Макс, я просто хочу кого-то встретить. Не предвидеть, не знать заранее. Хочу сюрприза от жизни, а не шопинга в гипермаркете. Это ужас! Все по своим отделам: толстяки, лжепоэты, опытные бухгалтеры, чокнутые, сексуально озабоченные, старые холостяки, которым и так хорошо и они не хотят терять время. Те, кому просто нечем заняться. Те, кто пользуется анонимностью, чтобы свести счеты с женой или матерью через незнакомок. Закомплексованные, которые раскрепощаются в переписке. А какие экземпляры гарцуют в витринах с заманчивыми обещаниями: «Марк, парижанин, холост, 40 лет, 1 м 85 см, красивый, обожаю читать». На самом деле его зовут Поло, живет он в развалюхе в дальнем предместье, пятьдесят семь лет, женат, отец четверых детей, читает только предложения супермаркета «Карефур» и инструкцию по эксплуатации своей новой электродрели, а фотографию поместил своего кузена. Есть и такие, что выкладывают тебе всю свою жизнь, называют милой и посылают «нежные поцелуи» по всем адресам каждые двадцать две секунды. Иные торчат в сети двадцать четыре часа в сутки, ожидая, не мигнет ли конвертик. Они подсели и продолжают нюхать этот тяжелый наркотик, даже когда у них кто-то появляется: «Не беспокойся, сердце мое, я просто болтаю с корешами на форумах». Есть патологические вруны. Параноики, расставляющие ловушки своим бывшим. Просто депрессивные. Наркоманы, мифоманы, психи всех мастей… полный набор. Все хорошенько перемешать в шейкере, запустить акселератор неврозов: «Полет над гнездом кукушки», версия 2013 года и без Николсона! Мало кто действительно хочет познакомиться. А когда вдруг подумаешь, что появился наконец-то подходящий, поверишь ему, взлетишь высоко, и – бац! – никого, а с высоты падать больно, вот такой конец. Он исчез, и ничего ему за это не будет. Интернет – это не жизнь. Это как если бы можно было найти любовь, открыв банку сардин. Это лотерея «Евромиллионы», у меня один шанс из ста тридцати семи миллионов!