Книга Кое-что ещё - Дайан Китон

Однажды мне кто-то сказал, что у меня в доме никто ни на кого никогда не повышает голос. Смешно, но тогда я сочла это комплиментом себе как хорошей матери.

И наконец…

Запись наверняка получится странной, потому что я не собираюсь врать. Вернее, опускать подробности и детали, как я это обычно делаю. Я сижу перед камином и чувствую, как полыхает жаром огонь, в котором догорает один из наших стульев из столовой. Меня немножко трясет, но в целом я соображаю нормально. Стул почти догорел. Ну и плевать. Прошлой ночью все фотографии в рамках оказались на полу, теперь кругом осколки стекла. На ковре валяются цветы, которые прислала Дайан. На столе – большая щербина. У меня ссадины на лице, на руках и ногах – почти черные синяки. Что с нами такое происходит, ЧЕРТ ПОБЕРИ?

Я не умею выпускать пар, как Джек. Вот почему нам с ним плохо вдвоем. Моя ярость переходит в несносную холодность, которая доводит его до ручки. Не знаю, почему я все время испытываю Джека. Это уже выходит за всякие рамки. Например, он говорит, что салат в “Коко” был вкусный. Я молчу – потому что он не добавил “но не такой вкусный, как твой”.

– Ты подстригла кусты в саду? – спрашивает он.

– С чего это ты вдруг интересуешься? – отвечаю я.

– Где хочешь поесть? – спрашивает он.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Может, в “Диллманс”? – спрашивает он.

– Мы всегда идем туда, куда ты хочешь, – отвечаю я.

– По телевизору сегодня интересная передача, – говорит он.

– Да, я читала обзор, – отвечаю я.

– А что на ужин? – спрашивает он.

– Тебе понравится, – отвечаю я.

– Типичный твой ответ, – говорит он, и я весь вечер киплю от ярости.

Не знаю, сколько раз я себе уже твердила, что мое счастье – только в моих руках.

Джек оставил записку: “Очень надеюсь, что ты от меня уйдешь”. Я позвонила и сказала, что с удовольствием, как только он узнает, как это можно провернуть.

ДЕРЬМО. Как я зла. Меня никто не понимает, и я знаю, что лучше уже не станет. Когда я думаю о Джеке, внутри я вся словно подбираюсь. Я НЕ ХОЧУ жаловаться. Я НЕ БУДУ жаловаться. Но я ХОЧУ лучшей жизни. Это мое право и, как это ни смешно звучит, моя ответственность. Мне нужно что-то другое. Я всю жизнь провела, работая для своей семьи, и теперь мне нужны другие люди вокруг. Я не могу целый день одна слоняться по дому, я схожу с ума. После вчерашнего мне подумалось, что я бы предпочла убить себя, чем потерять разум.

От Дайан

Мам, твой мозг выдает тебе целую кучу негативной информации, за которую ты держишься изо всех сил. Хватит корить себя и всех вокруг, в том числе папу. Я понимаю, это трудно, но ты попробуй все-таки представить, как он рос – в доме без отца, где всех интересовали только деньги, а в мамаши ему вообще досталась Мэри Элис Холл. Ясное дело, что при таком детстве из папы просто не мог вырасти спокойный человек либеральных взглядов. Я прекрасно помню, как он приходил с работы и одним своим появлением разрушал волшебство, которое царило у нас в доме. Папа всегда был врагом, которого мы держали поближе, – не только для тебя, но и для всех нас.

Общество всегда одобряло таких как он – деловой бизнесмен, образованный инженер, активная личность. Ты избрала другой путь. Ты читаешь книги Вирджинии Вулф, утопившейся в реке, и Энн Секстон, закрывшейся в машине с включенным двигателем. Ты ценила красоту слова, ты была прекрасна, обворожительна и привлекательна – но тебе этого не хватало. К 1975 году твоим единственным другом стал твой дневник. Наше семейство развалилось на отдельные кусочки. Я понимаю, что ты писала свою историю, но разве обязательно было делать ее такой мрачной? Я читала и не могла понять: когда же появится свет в конце туннеля?

Если бы я сказала тебе, как люблю твой смех, ты бы стала больше гордиться собой? Если бы еще в детстве я дала тебе понять, как горжусь тем, что моя мама – бывшая “Миссис Лос-Анджелес”, это что-нибудь изменило бы? Если бы ты знала, как бежала я домой в тот день, когда Дейв Гарленд ткнул пальцем в мой поролоновый лифчик и начал надо мной смеяться, ты бы поняла, что была абсолютно и совершенно незаменимой? Если бы я напомнила, как здорово было сидеть на кухне и смотреть, как ты готовишь себе сэндвич с пшеничным крекером, чеддером и маринованным огурчиком, это что-нибудь изменило бы?

Помнишь, как по средам мы вечерами ездили по центру Санта-Аны после закрытия универмага “Баллокс”? Помнишь, как я сидела на пассажирском сиденье и высматривала для нас “сокровища”? Помнишь, как искала их в мусорных баках? Было ли тебе так же весело, как и мне? Нравилось ли тебе “стоять на стреме”, пока я затаскивала ту отличную полочку для ванной в багажник? Она ведь идеально подходила для нашей ванной, помнишь? Как и ты. Ты идеально подходила для нашей жизни. Разве могло быть что-то лучше, чем ехать с тобой домой в нашем “бьюике”? Ты превращала обычный день в совершенно волшебный. Помнишь, как ты рассказала мне о новом магазине в Ла-Мираде, где можно было купить все те же вещи, что и в “Баллоксе”, но в четыре раза дешевле? Помнишь, как я мучилась, когда меня не позвали в “Зета-Ти”, второе по крутизне девчачье сообщество в школе, а Лесли позвали? Ты сказала тогда, чтобы я набралась терпения. “Зета-Ти” подождет. Кроме того, туда входили девочки из не очень благополучных семей – ведь это там одна из самых популярных их членов недавно залетела?

Или когда ты вдруг говорила:

– Дайан, смотри! Смотри скорее, Дайан! – и показывала на обычного мальчишку на велосипеде, проезжающего мимо пиццерии.

В этом не было ничего необычного, и все же что-то в этом было. Обычный мальчишка на велосипеде, а ты умудрилась сделать так, что я не могу его забыть – а тогда он и вовсе смог отвлечь меня от неудачи с “Зета-Ти”.

Ты хоть раз похвалила себя за то, что у тебя есть необычайный дар – быть собой? Мне жаль, что тебе всю жизнь не хватало похвалы. Я понимаю, что ты ожидала другого. Ты ведь бывала такой азартной, такой заводной. Хотелось бы мне повернуть время вспять и все исправить, чтобы ты не чувствовала такое разочарование в жизни, чтобы все твои горькие воспоминания разом заменило воспоминание о наших поездках по средам.

Твои записи в дневниках – они помогли тебе или только сделали все хуже? Если бы только у нас был второй шанс, да, мам? Если бы мы только могли исправить ошибки прошлого. Куда бы это нас привело?

Теперь я совсем одна и пишу свою автобиографию, которая одновременно и твоя автобиография тоже. Не знаю, одобрила бы ты это мое решение или нет? Может, я показываю тебя вовсе не такой, какой ты была на самом деле? Мне уже никогда не узнать всей правды. Могу только надеяться, что ты бы простила меня – за то, что я выволокла мучивших тебя демонов на всеобщее обозрение. Но ты так прекрасно писала о своих мучениях. Ты бы и сама захотела, чтобы я ими поделилась, правда? Я очень на это надеюсь. Надеюсь, мне еще не поздно попытаться понять, что же ты тогда переживала.