Книга Биография smerti - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка вдруг задумалась, потянулась за ее документами:
– Может, лучше в педик попробуешь?
– Куда?! – изумилась Маринка.
– Да ты, что ли, совсем девственница? – хихикнула собеседница. – В педагогический. Там тоже факультет иностранных языков есть.
– В школе преподавать? Не хочу, – отрезала абитуриентка.
– И с чего бы столько крутизны? – холодно вопросила институтская дива. – К нам все равно не поступишь. – А затем, понизив голос, добавила: – Даже если б и язык лучше знала – кому ты здесь нужна, из своего N?
Девушка повернулась к Марине спиной, а та – упрямо подумала: «Не дождешься, мымра!»
Из помещения, где работала приемная комиссия, она вышла с гордо поднятыми плечами. Но едва оказалась в уютном институтском дворике, тут же сникла. Печально закурила свои крутые для городка N, но смешные в столице болгарские «Родопи». Взглянула на венчающий входную дверь стенд: уже сегодня, за десять дней до начала вступительных экзаменов, конкурс составлял семь человек на место. Что же ей делать?!
...К одиноко стоящей девушке подскочил проворный, чуть старше ее, молодой человек. Деловито поинтересовался:
– Абитура?
– Абитура, – вздохнула она.
– Преподы не нужны? Отсюда, с иняза...
– И почем? – заинтересовалась Марина.
Юноша ответил.
– Ох, ни фига себе! – выдохнула она.
Калькулятор, который благодаря Петюне она обнаружила в своей голове, послушно выдал: всех ее сбережений, с коими явилась в столицу, хватит ровно на четыре академических часа. А ведь еще надо где-то кости кинуть – общежитие абитуриентам престижный Институт европейских языков не предоставлял...
– Ясно. Ты у нас рабочий класс, – деловито резюмировал молодой человек. И отошел.
– Подожди! – кинулась следом Марина.
– Что еще? Скидок для малообеспеченных у меня нет, – насупился парень.
– А нельзя у тебя... – лихорадочно соображала она, – просто кассеты купить?
– Какие еще кассеты?
– Ну, с уроками английского. Только чтоб обязательно носители языка говорили.
– О, нэйтив-спикеры – это страшный дефицит, – со знанием дела произнес тот. – А Бонк не нужен?
– На хрена мне твой Бонк? – возмутилась Маринка. – Училась уже по нему. И теперь меня не понимает никто!
Парень усмехнулся:
– Ну, ладно, попробую достать. Но сама понимаешь: дешево не получится.
– За любые деньги! – безрассудно отозвалась Маринка.
А про себя прикидывала: словарный запас у нее есть, грамматику она знает. Если в течение десяти дней слушать кассеты и днем и ночью да повторять все фразы за диктором, ее акцент должен исправиться...
Деловитый юноша смотрел насмешливо:
– Хочешь честно? Зря деньги выбросишь. Все равно тебе сюда не поступить.
Опять двадцать пять! И Марина покорно спросила:
– Почему?
– Понтово тут слишком. Некоторые детишки по пять лет в Англии с родаками-дипломатами живут, и то их на устном срезают – если заплатили мало. А ты за десять дней собралась произношение поставить? И за экзамены наверняка башлять нечем. Ну ты даешь...
Маринка вдруг разозлилась. Да что они, сговорились все – ее опускать?! И она выпалила, зловеще оскаливаясь:
– Значит, плохо детишки учились. Там, в Англии. Я, между прочим, весь англо-русский словарь наизусть знаю! Хоть и жила не в Лондоне, а здесь, в ЭсЭсЭсЭр. Да еще и при кладбище.
– Да, на кладбище народ работает богатый, – спокойно согласился юноша. – Значит, тем более знать должна, какая здесь такса. Ты в приемную комиссию ключи от машины – а они тебе студенческий билет. И кассеты с нэйтив-спикерами здесь совершенно ни при чем.
– А я все равно поступлю! Безо всякой машины! – упрямо отрезала Маринка.
Но молодого коммерсанта разговор уже явно утомил.
– Надейся, конечно, раз дура, – буркнул он. И перешел к делу: – Кассеты тебе в сотку обойдутся. Если устраивает, то вечером сюда приходи, к семи. Принесу.
Татьяна сама себе удивлялась. Смешно сказать: она, будто последняя стажерка, работой увлеклась! Слушает Холмогорову, делает в блокноте заметки, на ходу прикидывает, как лучше рассказ Марины Евгеньевны подать. Харизматичная тетка! Стерва, деспот, но до чего обаятельная! И рассказывает как-то хитро – сразу ей сочувствовать начинаешь. Вполне возможно, что у книги воспоминаний будут неплохие продажи...
Таня даже расстроилась, когда пришлось прерваться и выключить диктофон, – в дверь кабинета постучали. Холмогорова, которой, видно, тоже не хотелось останавливать собственный поток красноречия, недовольно спросила:
– Кто там еще?
Дверь аккуратно отворилась, и на пороге показалась Фаина. Почему-то вся в черном, хотя обычно в белоснежной униформе расхаживает.
– Марина Евгеньевна! – с укором произнесла она.
– Чего тебе? – буркнула миллионерша.
– Вы забыли! – закручинилась экономка.
– Ах, ну да... – слегка стушевалась хозяйка.
И поднялась с дивана. Лицо выглядело раздосадованным – уходить она явно не хотела. Однако приказывать экономке, чтобы та пришла попозже, Марина Евгеньевна не стала. С чего бы такая покорность? Опять загадки...
– Я свободна? – кротко поинтересовалась Татьяна.
Холмогорова метнула на нее быстрый взгляд и вдруг рыкнула:
– Нет. Пойдешь с нами.
– Ма-арина Евгеньевна! – выдохнула экономка. – Зачем она нам?
– Да брось, – дернула плечом миллионерша, – ничего страшного.
– Но я против, чтобы она шла! Это наше личное дело! – продолжала упорствовать та. – Только ваше – и мое.
– Ерунда. Ей тоже будет полезно, – кивнула на Татьяну Холмогорова. И безапелляционным тоном добавила: – Я так хочу.
Спорить далее Фаина не стала. Проворчала под нос:
– Что ж, воля ваша. Но за результат я тогда не отвечаю.
– Не трясись. Все получится, – подбодрила хозяйка.
И обе деловитой походкой двинули прочь из кабинета. Таня, заинтригованная, поспешила за ними.
Женщины молча поднялись на третий этаж. Проследовали до стеклянной двери, ведущей на крышу. По узенькой лестнице взобрались наверх, в солярий. Но не остановились и там – Марина Евгеньевна стремительно пересекла просторное светлое помещение и распахнула еще одну дверь. Гостеприимно пригласила:
